— Вам не следует бояться поступления в нашу лечебницу, — сказал Тавернер. — Мы будем наблюдать за вами.
После его ухода Тавернер спросил меня: — Роудз, вы слышали когда-нибудь о вампирах?
— Да, достаточно, — ответил я. — Одно время я страдал бессонницей и читал Дракулу, чтобы уснуть.
— Это, — он кивнул в сторону уходящего мужчины, — необыкновенно интересный экземпляр.
— Вы хотите сказать, что намерены взять в Хиндхед столь отвратительного больного?
— Не отвратительного, Роудз, а душу, попавшую в темницу. Душа может быть и не очень привлекательной, но это делает с ней человек. Стоит ее выпустить, и она скоро очистится.
Я часто восхищался удивительной терпимостью и состраданием Тавернера к грешному человечеству.
— Чем больше вы познаете человеческую природу, — сказал он мне однажды, — тем меньше вам хочется осуждать ее, так как вы осознаете, насколько тяжко ей приходится. Никто не поступает плохо потому, что это ему нравится, он лишь выбирает меньшее из двух зол.
III
Через пару дней меня позвали из моего кабинета принять нового пациента. Это был Крейг. Он дошел до коврика у входа и остановился как вкопанный. Ему, видимо, было настолько стыдно за себя, что у меня не хватило духу проявить строгость, что является обычным при таких обстоятельствах.
— Я чувствую себя разбитым, как после скачки на норовистой лошади, — сказал он. — Хочу войти и не могу.
Я позвал Тавернера, появление которого, видимо, успокоило нашего пациента.
— Ох, — сказал он, — вы вселяете в меня уверенность. Я чувствую, что смогу противостоять «этому». — И, расправив плечи, он переступил порог. Как только он оказался внутри, с его души как будто бы свалилась тяжесть, и он достаточно благополучно приспособился к местным порядкам. Почти каждый день после обеда Верил Винтер тайком от семьи приходила подбодрить его; казалось, он был на пути к быстрому выздоровлению.
Однажды утром я вместе с главным садовником прохаживался по парку, намечая в нем некоторые мелкие усовершенствования, когда он обронил замечание, которое я невольно припомнил позже.
— Вы думаете, все немецкие военнопленные уже возвращены, не правда ли, сэр? Но это не так. Недавно ночью я прошел мимо одного по тропинке у задней двери. Никогда не думал, что снова увижу их отвратительную форму.
Я вполне понимал его антипатию: он побывал у них в плену, а такие вещи не забываются.
Я тут же забыл его замечание, но через несколько дней мне пришлось его вспомнить, когда ко мне подошла одна из наших пациенток и сказала:
