— Я могу чистосердечно рассказать, что произошло, — сказал он. — Я думаю, Берил говорила вам о цыплятах?
— Она говорила, что вы пытались укусить ее.
— А говорила она вам, что я загрыз цыплят?
— Нет.
— Однако я сделал это.
Некоторое время продолжалось молчание. Затем Тавернер нарушил его.
Когда эта беда случилась впервые?
— После контузии. Я был выброшен из окопа и получил сильное сотрясение. Я считал, что легко отделался, так как пробыл в госпитале лишь десять дней, но, видимо, ошибся.
— Вы из тех людей, которые испытывают ужас при виде крови?
— Не совсем. Я не люблю ее, но могу терпеть. Я привык к ней в окопах, там всегда были раненые, даже во время затишья.
— И убитые, — вставил Тавернер.
— Да, и убитые, — согласился пациент.
— Так у вас развилась жажда крови?
— Да, что-то вроде этого.
— Недожаренное мясо с кровью и тому подобное, верно?
— Нет, это для меня бесполезно. Страшно сказать, но меня привлекает свежая кровь, кровь, текущая из вен моей жертвы.
— А! — сказал Тавернер. — Это меняет характер болезни.
— Вы хотите сказать, что это делает ее еще более безнадежной?
— Напротив, то, что вы мне сейчас сказали, вселяет достаточно надежд. У вас нет такой жажды крови, которая влияла бы на ваше подсознание, став жизненной потребностью, что в корне меняет дело.
Крейг быстро взглянул на него.
— Именно так. Я никогда раньше не мог выразить это словами, но вы попали в самую точку.
— Я видел, что ясность выражений моего коллеги вызвала у него полное доверие.
— Мне хотелось бы, чтобы вы на время поступили в мою лечебницу и побыли под моим личным наблюдением, — сказал Тавернер.
— Мне очень этого хочется, но прежде чем я это сделаю, мне кажется, вам следует знать еще кое-что. Это начинает влиять на мой характер. Сначала казалось, что это нечто вне меня, но сейчас я несу за это ответственность, почти помогаю этому и пытаюсь отыскать пути удовлетворения этой тяги, не создавая себе лишних неприятностей. Именно поэтому я и пошел за курами, когда попал к дому Винтеров. Я боялся, что потеряю контроль над собой и нападу на Верил. И в конце концов это действительно случилось, так что моя тактика принесла не слишком много пользы. На самом деле она, я думаю, принесла больше вреда, чем пользы, так как, вероятно, после того, как я уступил влечению, я вошел в более глубокий контакт с «этим». Я знаю, что лучшее, что я мог бы сделать, — это покончить с собой, но не могу на это отважиться. Я чувствую, что после своей смерти я должен буду встретиться с «этим», чем бы оно ни было, лицом к лицу.
