Воспитание помешало Лекокам выказать неудовольствие, но оба они оледенели. Маргарет превратилась в айсберг, испуганный тем, что его пощекотал Гольфстрим, а Элмер был так же любезен, как тюремщик после побега заключенного. И атмосфера за столом напоминала Гренландию в январские морозы.
В тот же вечер, сидя у себя в комнате, Ромео писал жене, что не замедлит снова сесть в самолет и твердо рассчитывает взять с собой дочь, ибо нельзя же и дальше оставлять ее среди умственно отсталых.
Джанет Паркер проснулась в очень скверном настроении. Накануне она из-за сущей ерунды поссорилась с мачехой, красоткой Кэрол, бывшей танцовщицей из мюзик-холла, которую только громадное состояние Джереми Паркера могло ввести в высший свет. Джанет считала Кэрол узурпаторшей, а та подозревала, что падчерица следит за каждым ее шагом и потом доносит отцу. Девушка с удовольствием перебралась бы к матери, после развода открывшей в Бостоне кружевной магазин, но опасалась, как бы в ее отсутствие Кэрол не пустила по ветру все отцовские деньги. И Джанет осталась охранять Джереми, зная, что этот прожженный делец, которого боится весь город, в присутствии Кэрол становится наивным, как дитя.
И решив, что для ее нервов нет ничего лучше здорового утомления, Джанет поехала играть в гольф.
Ромео Тарчинини уже три дня томился в доме Лекоков. Невзирая на все старания и увещевания, ему так и не удавалось заставить Джульетту признаться, что она чертовски несчастна, а потому готова пожертвовать Сайрусом, его состоянием и Соединенными Штатами, дабы вновь обрести привычную атмосферу виа Пьетра, материнскую нежность и ласки братьев и сестер. Молодая женщина, напротив, уверяла, что, пережив трудный период вначале, вполне свыклась с новым образом жизни, главным образом благодаря любви и заботе мужа, который всегда вовремя устраняет все, что могло бы ее стеснить. Патриция стала ей сестрой, Элмер и Маргарет проявляют к ней всю симпатию, на какую только способны, и даже кошмарная Черити стала хорошо к ней относиться, с тех пор, как поняла, что не всякая итальянка – Мессалина.
Но Ромео не верил объяснениям Джульетты. То, что родная дочь может чувствовать себя счастливой вдали от него, от мамы и малышей, от виа Пьетра, Вероны и итальянского солнца, превосходило понимание синьора Тарчинини.
– Ma que! Я тебе не верю! Ты нарочно так говоришь, чтобы я не умер от угрызений совести! Просто ломаешь комедию!
– Да нет же, папа, уверяю тебя, все это – совершенно искренне.
