Лайза была настолько убеждена, что все происходящее лишь плод ее страстных мечтаний, что первые несколько секунд ее мозг отказывался нормально работать. Она продолжала пристально разглядывать его своими большими темно-серыми глазами, что, конечно, польстило бы ему, знай он ключ к разгадке этого взгляда. Но он явно не мог понять, чем вызван такой интерес к его персоне, и вдруг озадаченно нахмурился.
— Не встречал ли я вас раньше? — спросил он. — Уверен, что встречал!
Лайза с трудом проглотила слюну: от волнения у нее пересохло в горле.
— Да, — ответила она. — Мы живем в одном отеле.
— В «Каравелле»?
— Да.
На этот раз он поднял брови:
— Тогда я, должно быть, заметил вас в ресторане или на террасе. Я не часто посещаю парк при отеле и совсем не бываю на пляже — во всяком случае днем, — так что, скорее всего, я видел вас в ресторане. Вы живете в Сан-Сесильо, сеньорита?
— Я здесь жила всего две недели, — призналась она, и ее сердце учащенно забилось, ведь в конце концов он обратил на нее внимание. — А завтра, — добавила она с бесконечным сожалением, — я уезжаю!
Он улыбнулся:
— Вы говорите так печально, сеньорита, потому что полюбили Сан-Сесильо? Многих англичанок больше привлекает Коста-Брава, а вы явно настоящая англичанка!
— Правда?
Он оглядел ее с дерзкой улыбкой:
— Да, настоящая!
Они пошли рядом вдоль освещенного лунным светом берега. На нем был белый смокинг, и от ее зачарованных глаз не ускользнуло, что к лацкану была приколота винно-красная гвоздика, источавшая пряный аромат. Он благоухал отборными сигарами и ароматом прекрасного мужского крема для бритья.
Лайза, украдкой поглядывая на него, видела его гладкое и четко очерченное лицо, черные как ночь волосы, пышно поднимавшиеся надо лбом.
— В слове «прощай» всегда есть какая-то печаль, — безупречно, но с легким акцентом произнес он по-английски. — Прощание с местом, где был счастлив, пусть даже недолго, всегда расстраивает, потому что в нем столько безысходности. Знаешь, что такое больше не повторится в точности, как бы ты ни стремился к этому.
— Да, это относится ко всему в жизни, правда? — намекнула она застенчиво, но заинтересованно.
— По-моему, один из ваших поэтов — нет, французский — сказал, что в каждом расставании заключено немного смерти, — угрюмо добавил он, почти бесшумно шагая рядом с ней. Взглянув на ее вьющиеся золотистые волосы, печальные брови и энергичный подбородок, он улыбнулся: — Что же касается меня, я живу только в Мадриде, и мне нет необходимости печалиться, когда я прощаюсь с Коста-Бравой.
