и никогда
не было»…. «Белинского выдумала наша критика».
Понятно, почему взбеленились наши «чурки»: Сакулин и сонмы других.
«Белинского никогда не было. Его выдумали»…
{!E151}
Первым «пришел» Флексер[1] и его ввела симпатичная еврейская девушка, Любов Гуревич, «совсем русская», мягкая, добрая, не умная. «Совсем — мы». Но бог (как и русских девушек) наградил ее любящим сердцем, и она, основав «Северный вестник», вела за руку Флексера.
Флексер уже совсем не то, что Любовь Гуревич. Та — «вся русская» этот — «только еврей» по существу и форме.
Бритый, сухой, деятельный. производительный.
«Сколько часов сделал?» — «я все часы сделал».
Ничего не поделаешь: «часы только от Флексера».
Он копался, работал. Ушел в рудники. Русские не любя лазить под землю, они существенно дилетанты. И вот, «из рудников» он вынес на вид, на солнце всю нашу погребенную в библиотеках журналистику и, «показывая то один халат», «то другой халат», произносил:
— Это же халат дырявый. И из скверной материи. У нас в Варшаве шьют лучше.
— Это не годно.
— То глупа
— Белинский не изучал Канта.
— Добролюбов даже не знал основательно социализма.
— Это невежество, грубость и притом отсутствие всякой логики. Мозговые линии самые слабые.
Хорошо, что случился Михайловский и начал его ляпать по щекам. Флексер свалился. Но за Флексером и, как будто не имея с ним ничего общего, пришел Гершензон. С этим уже и Михайловский не справился бы.
Что сделаешь? «Верит в Бога», даже «по-православному». Пишет как Александр Стахович мемуары. Деревней пахнет. Яиц ни у кого не таскает как Горнфельд-пра-сол («по-мелочам»). Он патриот. Защитник отечества, Почти полицию любит. «Совсем русский». «Лучше русского». А в сущности в нем сто евреев и все точно в чулках, башмаках (бабье начало) и с пейсами.
Ничего не поделаешь. Перетончил всех, ибо прямо влет в миску со щами и высовывается из нее весь облепленный листьями капусты (щи конечно «ленивые»).
Русские люди смотрят. Пугаются. Гершензон читаешь «Отче наш».
— Господи. Он совсем русский.
Гершензон покрылся белой простыней и читает «Отче наш».
— С нами крестная сила.
— Вот вам и крестная сила.
И наконец этот Айхенвальд.
Красота. Дон-Жуан. Курсистки с ума сходят. Правда, он урод по лицу, но ведь, «не в лице дело» (бабья присказка). Пишет как сам Пушкин. Правда — холодно, но ведь кто это разберет. По форме совсем как Пушкин, и ему совсем не опасны все эти Сакулины, Игнатовы, Жебелевы, Овсяннико-Куликовские. «Дал же ему Иегова перо в руки». Перо в литературе решает все. — как копье в войне. Что же он пишет?
