Голос его, звучавший все теплее, бился о стены. Взгляд был прикован к двум звездам, мерцающим в черной бесконечности неба.
— Не теряй веры, малыш. Мир изменится, человек человеку не вечно будет волком… жестокость и несправедливость исчезнут».
Мальчик вздохнул. В темноте послышался его тонкий писклявый голосок:
— А папка вернется к маме?
— Конечно, вернется. Мы их завтра найдем. Да, найдем, и они вернутся домой.
Мальчик помолчал несколько секунд.
— Вряд ли, — сказал он со вздохом. — Папка злой, он нас бьет. Пусть лучше никогда не приходит. Я его ненавижу.
— Но он больше не будет злым, он образумится, очеловечится. Он раскается и вернется к вам.
— Никогда этого не будет… Сказки…
— Что — сказки? — спросил Ставри.
— Все, — коротко ответил мальчик.
Ставри вздрогнул и больше не заговаривал с ним. Взгляд его по-прежнему был прикован к далеким синим звездам, но их свет казался ему теперь чужим и даже враждебным, как и это страшное, черное, словно вороново крыло, небо. Радостная надежда утешить затерявшегося в городе ребенка угасла в его душе — мальчик уже успел понять, сколь трагически безысходен мир, в котором он живет.
Свечи на елке гасли одна за другой. Золотых букв уже не было видно. Верхушка сосны торчала на столе, как никому не нужная ветка, место которой в печке.
Внезапно мальчик кашлянул и спросил:
— Дядя, а как мы маму найдем?
— Завтра пойдем искать, я скажу тебе как. Найдем маму, непременно найдем, — ответил Ставри почти нежно и сам удивился своему голосу.
Мальчик вздохнул и, закутываясь в одеяло, несколько раз судорожно перевел дыхание, как будто плакал в темноте.
Последняя свеча с треском погасла. Комнату заполнил мрак. Теперь она казалась большой и незнакомой, а вдоль стен хибары, между побелевшей землей и черным небом проносилось дуновением нечто невидимое и бесконечное, чье присутствие Ставри улавливал в биении своего сердца.
В глубине двора, у облупившейся от мороза стены низкой, одноэтажной постройки лежало что-то большое и темное, похожее на человека.
Человек, видно, упал ничком, на полоску нерастаявшего грязного снега, белевшую у стены. Очертания тела сливались с мерзлой грязью, так что его размеры трудно было определить и от этого оно казалось особенно большим.
Сквозь густой туман Вере чудилось, что человек двигается. Она все яснее видела, как его руки ощупывают снег вокруг, словно пробуя, тверда ли земля, как свисает косматая голова, когда человек пытается встать на колени. Он безуспешно старался подняться и стонал, как раненый.
