Пылесос, услышав своё любимое слово, вырвался из мальчишкиных рук и запрыгал по дороге. Но в это время, там, за забором, где был Богатырь, раздался резкий женский голос:
— Я говорила, что так будет! Предупреждала! Мало грязи в комнаты носишь, теперь ещё собаку притащил?!
Лёвка и мальчишка моментально прилипли к забору.
Во дворе стояла женщина с тряпкой, в ярком халате. Халат был розового цвета и по этому розовому разбросаны огромные, почему-то зелёные цветы, с огромными почему-то синими листьями, будто это не женщина, а картинка-загадка для очень маленьких ребят. Есть такие картинки, где нарочно рисуют неправильные цвета для того, чтобы малыши отгадывали, где ошибки. Наверно, дядя-художник, который сочинял этот рисунок, думал, что он рисует картинку-загадку для очень маленьких ребят.
А ещё у этой женщины было… две головы. Одна своя, нормальная, с глазами, носом, ртом, а другая, из волос, сидела поверх этой. Волосы начинались на нормальной голове, а потом образовывали из себя вторую, такую же по величине, как первая, и такую же круглую, как та. Волосы очень красивые, нежно-жёлтого цвета. И вся женщина была гордой, величавой. Казалось, что у неё должен быть приятный, нежный голос, такой же нежный, как цвет второй головы. Поэтому было очень удивительно слышать, как резко она выкрикивает слова.
— Котька, ты где?
Лёвка догадался, что это Щукина мама и зовёт она Щуку.
— Котька, — ещё раз резанул уши неприятный голос, — бери тряпку и иди вытирай около шифоньера и под диваном.
Из-за угла, где, видимо, продолжался двор, вышел симпатичный старый человек с седой шевелюрой, седой бородой и совершенно чёрными бровями.
— Папа, — обратилась к нему Щукина мама, — что мне делать с Константином? Притащил в дом щенка и, не желает за ним убирать.
— Костик, — совсем негромко позвал чернобровый человек, и сейчас же из-за угла дома, где, видимо, продолжался двор, вышел Щука.
— Смотрите, — возмутилась женщина, — на ваш зов идёт, а меня и слушать не хочет.
Щука оказался длинным и несуразным мальчишкой. У него были чудные уши, лопухами. Только эти лопухи не такие, как у Богатыря, длинные и вялые, которым, кажется, всё на свете безразлично, а наоборот, поднятые, настороженные, оттопыренные от головы, будто они всё время что-то подслушивают. Это «что-то» — страшно секретное, а Щука его подслушивает.
— Что же ты, братец, — обратился к нему чернобровый человек, — если решил растить собаку, так пока она маленькая и ещё ничего не понимает, бери тряпку в руки.
