Для участников событий — для Наполеона, Александра, Балашева, Даву и других — отстранена была сама миссия русского дипломата: хлопоты о мире в тех обстоятельствах, когда мир уже никого не интересовал. Мир никого не интересует, но историческое действие вокруг «миротворческой миссии» разворачивается на самом высоком уровне. В контексте романа «Война и мир» отстранен эпизод, он избыточен (его легко можно опустить без всякой деформации сюжета), однако он подробно описан в романе. Эпизод избыточен, но на страницах исследования В.Б.Шкловского он почти целиком цитирован…
Случайно ли внимание к стороннему? Разумеется, нет. И любые новые обстоятельства (война, написание великого романа, литературная критика) по-новому проблематизируют историческое событие. Общим в данном случае будет то, что побочность, вынесение в сторону позволяет с иных позиций взглянуть на основное; причем именно со стороны, то есть будто бы не рискуя быть вовлеченным в решающий ток событий.
В описаниях миссии Балашева пространственное измерение противостояния России и Франции (России и Европы, если угодно) переносится с географических индексов (дороги, переправы, леса и топи, населенные пункты, по которым движутся и около которых бьются военные части и соединения) на психологическую карту двух враждующих домов: Александр отдергивает полог административного, военно-оперативного, этнографического и иных измерений и как личность вступает в контакт с личностью противника. При этом диалог монархов опосредован; между их личностями выстраивается цепочка посредников, каждый из которых — свое отражение сюзерена. Как идея отражается в симулякрах, так монарх, этот просвет небес, отражается преломленным для земных нужд в своих подданных.
Миссия Балашева — эпизод структурно замкнутый. Отстраненность поездки, обмен репликами, предопределенными всем предшествующим дипломатическим и психологическим планом, почти исключает перипетию как таковую; особенно это касается контекста «Войны и мира». Если другие исторические события открыты для романного конструирования (Шенграбен, Аустерлиц, Солтановка и Островна, дискуссии о Дрисском лагере и Бородино: все наполнено авторским содержанием, замещающим историческое, открывающим новые функции), то миссия Балашева всего лишь описана. Сама история открыла психологическую карту перед Толстым, и он в рамках уже готовой структуры создает «своих» Мюрата, Даву, Наполеона.
Эпизод миссии Балашева практически не связан с собственно романным планом («Война и мир» легко делится на два повествовательных плана: эпико-исторический и собственно романный; каждый имеет свою интригу, своих героев, каждый план развертывается на фоне другого). Единственным коррелятом эпизода с Балашевым в предыдущем повествовании становится письмо Александра Наполеону, написанное 13 июня. Вот этот исторический документ в редакции подстрочного перевода изданий «Войны и мира»:
