— Ай, брось, старик, что такое в наше время деньги? — смерил Сасон шалманщика порицательным взглядом и удалился во двор. Старуха подвинула ноги, чтоб дать ему пройти в вонючий туалет. Вот он возвращается оттуда, застегивая на ходу штаны, а Абу-Хасан снова за свое: за еду я, мол, не говорю, но выпивка… — Да ладно тебе, — посмеивается Сасон, — все будет о-кей, сегодня ведь день рожденья Мошона.
— Нет, ты скажи Сальмону, — Абу-Хасан вытирает лоб серой салфеткой со стола, — еда ладно, но вот выпивка…
Лысый мужик в майке с рекламой кока-колы — Сальмон — как ни в чем не бывало продолжает трудиться за столом над длиннющей рыбиной — локусом. Его толстые жирные пальцы разбирают колючие плавники рыбы.
— Из всего этого можно соорудить бедуинскую скрипку, — посмеивается он про себя.
А рядом с ним сидит Мошон — худой парень с бакенбардами и аккуратно подстриженными усиками.
Ну, что вам сказать про Мошона? Целый месяц полиция держала его в тюрьме, а он все это время твердил: ничего, мол, не знаю, ничего не слышал, ничего не видел, что вы ко мне пристали? Ну, так в конце концов ихний прокурор сказал: ничего не попишешь, надо выпускать. Тут наш Мошон улыбается широкой улыбкой невесты и говорит ребятам в камере: большой привет, даст Бог, свидимся скоро снаружи. Ну, они его просят: кто говорит — к моей жене сходи, кто — к моему брату. Ладно, говорит Мошон, схожу, только не сегодня. Человек, мол, только из тюрьмы, так он прямо домой идет, окна, двери закрывает и до завтра ничто его не колышет… Все, конечно, улыбаются, входят в положение. Ладно, говорят, чтоб тебе было на здоровье.
Мошон берет у надзирателя свои вещи и направляется прямехонько домой. Господи! Это сладкое слово свобода! Все кругом поет и танцует, солнце жарит вовсю. Жара жуткая. Мошон берет такси. Что такое в такой день сотня лир? Приезжает домой. Что за епт…?
Окна закрыты ставнями, двери заперты. Где Марго? Нету. Соседи ничего не знают. Погоди, вспоминают, вроде как неделю тому она ушла — и с концами. Удивление Мошона переходит в гнев, который, в свою очередь, уступает место растерянности. Вот же сучка! Нашла время исчезнуть.
Куда идет в таких случаях человек в Яффо? К Сальмону.
"Ради чего я, — думает Мошон, — сидел, ради кого мучился, если не ради Сальмона?"
Сальмон — крутой авторитет. С Сальмоном все как-нибудь уладится. Сказано — сделано. Едут они в машине Сальмона к дяде Марго на Джесси Коэн. Опупелый старик пожимает плечами: ничего, мол, не знаю. Сальмон, знающий, как разговаривать с перебздевшими стариками, отводит его в сторону. Тут старик в срочном порядке начинает вспоминать, будто Марго сказала, что у нее уже облом от мошоновских криминальных штучек, что ей надоели его побои. Вроде как она сказала, мол, если еще раз приедет полиция с обыском и заберет Мошона, так с нее хватит, и она уезжает к тете в Салоники.
