И согрелся уже, и наелся досыта! Осталось только вытереть губы и усы, которых не замочило…
Удаляясь от костра, Пестряков все время видел свою тень и, когда смотрел на нее, не чувствовал себя столь одиноким.
Но вот плохо, что опасаться следует и за себя, и за свою тень: ее ведь тоже могут заметить!
Тень ушла от Пестрякова через улицу и там маячила на стенах домов, на заборах.
Пестряков невесело усмехнулся: выходит, прятаться нужно за двоих, а воевать — в одиночку…
И никак не превозмочь слабости! Шинель стала тяжелой, как овчинный тулуп. А вдобавок ко всему Пестряков еще волок свою тень, такую большую тень!
Особая осторожность требуется, когда доходишь до конца квартала и нужно завернуть за угол или перейти улицу.
Пестряков прошел-прополз еще квартал. Темные, необитаемые дома, темные дворы, сараи, гаражи, конюшни.
Кое-где во дворах — темные печи; труба у таких печей подымается конусом. Немцы специально выкладывали эти печи, чтобы коптить в них окорока, колбасы, грудинку.
Может, какой-нибудь хозяин позабыл когда-то вынуть из своей печи окорок? Еще бы, забудет, держи рот шире!
Как же все-таки добыть пропитание? В темноте не разберешь, где вход, где выход, где кухня, а где лестница и погреб, где можно зажечь спичку, чтобы обшарить полки, шкафчики, а где это опасно.
Ведь и немецкие солдаты располагаются на постой не столько в домах, сколько в подвалах: там можно укрыться от русских снарядов.
Пестряков обыскал уже три кухни, кладовку, обыскал погреб, извел не меньше двух десятков спичек и — ничего съедобного.
В погребе его напугал громкий шорох; оказалось — крысы. Крысы были заняты тем же самым — искали, чем бы поживиться.
Он выбрался из погреба, подождал, пока загорится далекая ракета, высмотрел дорогу со двора, дождался темноты и направился в калитке.
Пестрякову предстояло пересечь улицу, свернуть направо, пойти вдоль забора.
И вот когда Пестряков уже достиг противоположного тротуара, он зацепился ногой за проволоку и растянулся во весь рост. А все из-за этой несчастной подметки! Надо было отрезать ее напрочь — и вся недолга…
Если бы проволока была порвана, она бы стлалась по земле или повисла над землей свободно, а эта туго натянута. Очевидно, где-то рядом накренился или обрушился столб, и притом в дальнюю от Пестрякова сторону.
Проволока зазвенела на разные голоса, был потревожен большой пучок. А тут еще о плиты тротуара загремел автомат.
Трезвон поднялся такой, что его, наверное, слышно было в центре города, на самой верхотуре, на ратуше. И как нарочно, в эту минуту в городке было тихо — ни выстрела.
