Вот-вот должны взорваться снаряды. Впрочем, танк расстрелял почти весь боекомплект. Лейтенант вспомнил, что недавно передал на этот счет радиограмму — на стеллажах оставалось с пяток снарядов, не больше.
К счастью, вечер выдался безветренный.
Дым долго не расходился, и Пестряков с лейтенантом успели оттащить Черемных от танка на порядочное расстояние.
До ближних домов уже рукой подать, да вот воздуха не хватило Пестрякову. Пришлось сделать передышку, чтобы не задохнуться.
Пестряков глянул на задымленное лицо лейтенанта, на оборванный шнур, болтающийся около шеи, перевел взгляд на обгоревший рукав кожаной куртки, на звездочку, одиноко торчащую с краю на погоне, на крошечный танк, тоже слегка закопченный, под стать всему погону, перевел взгляд на танк вдали и как-то совершенно по-новому взглянул еще раз на лейтенанта. Пестряков понял, что значит для этого молоденького лейтенанта его танк, его экипаж.
И Пестрякову стало неловко оттого, что он все время сердился и ворчал на товарища по несчастью.
— Вы уж, товарищ лейтенант… — Пестряков оборвал фразу и сменил тон на шутливый: — У вас там на грудях, наверное, целая Рация запрятана. Отстукайте шифровку… Вызвали бы начальство. Узнали, куда нам податься…
Лейтенант взялся за обрывок шнура, запихнул его в карман, одернул куртку, которая сильно топорщилась на груди, и пробормотал что-то невнятное.
Они снова подхватили Черемных и понесли.
Чем дальше отходил лейтенант от своего танка, тем неувереннее чувствовал себя.
А Пестряков, наоборот, чем ближе подступал к домам окраины, тем все больше обретал уверенность. Опытный разведчик, он привык действовать в темноте и часто в одиночку вести бой в населенном пункте.
За спиной гремели очереди автомата, но пуль слышно не было. Может, это только он, глухая тетеря, пуль не слышит?
Странно, что фашисты не ведут прицельного огня… Не могла же их надолго ослепить та ерундовская дымовая шашка!
Пестряков вслушался еще раз. Да ведь это не противника автомат такой голосистый за спиной распинается! Наши очереди гремят! Наш автомат заставил замолчать фаустников! Так и сыплет очередями, так и сыплет!
«Откуда же ты взялся, друг, да еще такой прилежный?»
Сомнений больше не было: кто-то из своих прикрыл огнем эвакуацию раненого, кто-то помог им добраться до спасительной, милосердной темноты.
Как только лейтенант и Пестряков достигли окраинной улочки, они снова сделали остановку — бережно положили раненого на тротуар возле дома с витриной чуть ли не во весь фасад. Стекло витрины было выбито, и на зеркальных обломках дрожали багровые отсветы пожара.
