Морис Баду был настоящим поэтом, влюбленным в камни. Он жил в компании старых камней и питался кирпичами для поддержания формы. Это было примерно то же самое, о чем мне сообщил его отец, и ничего нового я пока не нашел. Это не проливало ни малейшего света на его отношения с Кабиролем.
На столе валялась куча бумаг. Порывшись в них, я ничего не узнал.
Больше мне повезло с картонной папкой, перевязанной ремешком и набитой пожелтевшими бумагами, среди которых имелись документы на латыни. Приди мне в голову их прочитать, пришлось бы вернуться в школу. Времени на это у меня не было. Кстати, латынь там и не преподавали. Некоторые из документов подгорели по краям, как будто их спасали от пожара. Другие, покрытые плесенью, были исписаны готическим шрифтом. То там, то здесь мне удавалось расшифровать несколько фраз, написанных на старофранцузском. Из одного конверта я вынул подборку журнальных вырезок, там же были листки с различным шрифтом, очевидно, вырванные из других разных книг. В одной книге шла речь о царствовании Изабеллы Баварской, другая – о Николасе Фламеле. Вырезки из журналов касались происшествий, похожих друг на друга, а именно: при сносе антисанитарного здания на улице Муфтар рабочие обнаружили сундук, наполненный дукатами и дублонами (эта история наделала много шума как раз перед войной и продолжалась в судах после оккупации); другое, более современное, того же типа, случилось в аббатстве Сент-Вандрилле и было связано с бойскаутами; третье подобное же открытие произошло совсем рядом на улице Вокансон. И, наконец, начерченный план и торопливые записи в телеграфном стиле окончательно просветили меня насчет деятельности и тихого помешательства Мориса Баду.
Он искал клад!
Клады королевы или писателя-алхимика, а то и оба вместе. Эти поиски недорого стоили. Он искал их в одиночку или под эгидой Кабироля. Во втором случае мне следовало изменить свое мнение. Эта операция, возможно, была не такой безумной, как выглядела. Кабироля можно назвать кем угодно, но только не блаженным. Древние документы, которые изучал и продолжает изучать Морис Баду, его тяжелый лоб ученого…
Ну, что ж! Ладно… Но я не удивился бы, узнав, что эти документы украдены из Национальных Архивов.
И украдены лично Морисом Баду, влюбленным в старые камни и во все то, что они могут принести.
Почему бы нет?
* * *
Из первого попавшегося телефона-автомата я позвонил Баду-отцу. Его секретарша ответила, что тот занят, но передаст ему, если у меня есть что сообщить.
