– Вот те раз! Добрый вечер, дочка!
Одетта, которая уже отошла на несколько шагов, ответила:
– Добрый вечер, мама!
Я быстро обернулся.
Мадам Жакье с любопытством разглядывала меня, пока я приближался к ней. Тут я подумал, что она, вероятно, так же смотрела на всех и вся, включая людей и предметы, которые ей хорошо известны. Это было естественное свойство ее взгляда. На юге Франции его называют «восхищенными глазами».
– Моя мать, месье Нестор Бюрма,– сказала Одетта без особой уверенности. Можно было подумать, что она представляет мне ее под фальшивым именем.
Я выпустил свою шевелюру на свежий воздух и с поклоном пожал протянутую мне руку мадам Жакье.
– Очень приятно, мадам,– сказал я,– Одетта часто говорила мне о вас.
– Очень любезно с ее стороны,– иронически и жеманно ответила она,– и неожиданно: – Никогда бы не подумала, что вне дома она вспоминает о моем существовании… Вы давно друг друга знаете?
– Довольно давно. Но мы потеряли друг друга на долгое время, а сегодня совершенно случайно встретились вновь.
– Ты никогда не рассказывала мне о месье,– сказала она, обращаясь к дочери.
И, не ожидая ответа на свой упрек, опять обернулась ко мне:
– Месье… простите, как?
– Бюрма,– ответил я,– Нестор Бюрма.
Она прикусила губу.
– Это имя мне что-то напоминает.
– Хозяин ювелирных магазинов на Елисейских Полях и Больших Бульварах носит то же имя.
– Это вы?
– Увы! Нет.
– А имя того тоже Нестор?
– Не думаю.
Она захохотала без видимой причины. Смех был довольно глупый.
– Вы мне нравитесь,– сказала она,– я не знаю всех друзей моей дочери… теперешние дети не откровенничают со своими родителями, но из тех, кого я знаю, вы мне симпатичнее всех остальных.
Она пожала плечами.
– Да ладно, теперь она выйдет замуж, и всякие глупости закончатся, если не считать, что и женитьба эта тоже одна из них. Когда посмотришь, что из этого иногда получается… О! Боже мой!
У нее был вид, будто она оставила кастрюлю с молоком на огне или что-то в этом роде, и вдруг это ей стукнуло в голову. Это была женщина именно такого рода. Еще в такси Одетта заставила меня поклясться, что я ничего не скажу матери о ее походе к Кабиролю. Теперь я считал все эти предосторожности абсолютно излишними. Она прекрасно могла рассказать своей мамаше обо всем вдоль, поперек, по диагонали, и что вошло в ее ухо, тут же с ходу вылетело бы из другого, не задерживаясь в пустынном пространстве посредине.
– Кстати…
Она повернулась к дочери:
– Жан создал новую модель пингвина, который может служить цоколем для лампы. Посмотришь, это очень красиво. Именно поэтому я и была в мастерской. А кроме всего прочего, у меня что-то зашалили нервы, надо было прогуляться…
