– Эта штука плюется свинцом,– пояснил я.– Надеюсь, ты не настолько туп, чтобы не знать этого?
– Курвино отродье! -свирепо рявкнул он.
Этот цыганский фольклор мне уже осточертел. И потом, это преувеличение. Ведь одни и те же слова везде значат одно и то же.
– С пулей в коленной чашечке бегать за своими цыпочками ты уже не сможешь. И не надейся, что я блефую. Свидетелей здесь нет…
Жалюзи в доме напротив все так же оставались закрытыми. Даже если кто-то за ними и любовался сначала Бе-литой в халатике, снующей по двору, а теперь нашей стычкой, это было незаметно.
– …Свидетелей нет. Так что я разок стрельну тебе по ходулям, а потом в воздух – в качестве предупреждения. Лучше мотай отсюда, Сальвадор. Последний раз тебе говорю.
Он продолжал разглядывать револьвер.
– И без глупостей. Если ты задумал какую-нибудь штуку, лучше не пробуй. Сам понимаешь…
– Понимаю,– буркнул он.
Губы его дрогнули. Он задумался. Затянулось это довольно надолго. Возможно, такого рода деятельность была ему внове. Наконец он сделал шаг назад.
– Ладно, я сматываюсь.
Он откашлялся, сплюнул и пошел. Мне тут же стало как-то не по себе. Что-то в моей победе мне не нравилось. Слишком уж гладко все сошло. За этим что-то крылось, какая-то уловка. Держа пушку в кармане за ствол, я вышел за ограду и стал наблюдать за Сальвадором. Он неторопливо двинулся в сторону улицы Насьональ. Но вдруг крутанулся на каблуках и застыл, глядя мне в лицо. Глаза его сверкали. Он напрягся, готовый броситься на меня. Тем хуже для его физиономии. Я врезал ему рукояткой револьвера в лоб. Он покачнулся, но не упал и кинулся на меня, причем на сей раз он был не один. В руке у него был зажат пружинный нож. Ну вот, и этот день неплохо начинается. Я уклонился от удара и левой рукой схватил его за кисть. Мы стояли, напряженные, словно скрипичные струны, дыша друг другу в лицо. Рукояткой револьвера я хватил его по кисти и, ударь чуть сильнее, сломал бы ее. Он выпустил нож, и тот со звоном упал на булыжники. Я отшвырнул его ногой, подальше от владельца, и он отлетел под дверь сарая Ленантэ, прямо в тряпье и прочую дрянь. Теперь этому сукину сыну не удастся его достать.
– Хватит валять дурака,– проговорил я.– На нас смотрят.
И верно: два араба, праздные, как все арабы, уже стояли на углу улицы Насьональ и с живейшим любопытством следили за развитием нашей небольшой потасовки в переулке Цилиндров. Спектакль Сальвадору был ни к чему. Вот если бы у него с собой была гитара! Но ее не было. Он что-то буркнул, изо всех сил толкнул меня на дверь сарая, взял ноги в руки и был таков. Арабы явно почувствовали себя обманутыми. Я отряхнулся и поспешил к Белите. Теперь, когда Сальвадор знал, что я переспал с цыганкой, торчать и дальше на этой улице мне было не с руки. Сальвадор вернется, причем не один. Ох уж это мне босяцкое племя со всеми его заморочками! Не знаю, стоит ли уж так возмущаться Гитлером.
