Я вхожу в лавочку, наполненную тонким запахом духов, и меня встречает улыбка некоей брюнетки, драпирующей наготу воскового манекена. Я интересуюсь у нее, могу ли я повидать г-жу Дюкро, и, прежде чем она успевает мне ответить, кто-то приподнимает полог в глубине комнаты и устремляется ко мне тяжелой неровной походкой.
Это уже не очень молодая (ну, еще бы!), но замечательно сохранившаяся благодаря – как я предполагаю – прилежному посещению институтов красоты женщина. «Феномен»,– как говорил мой дядюшка. Красотка Мирей действительно феномен, вроде Марлен Дитрих, exciting[14], бабушка с неиссякаемым запасом сексуальной привлекательности. Трудно сказать, как выглядит этот шедевр за подписью Элизабет Ардан в разобранном виде рано поутру, но в настоящий момент (несмотря на состояние нашей пастушки, пьяной в дупель) вид безукоризненный. Шапка крашенных хной волос обрамляет приятное, хоть и слегка шлюховатое лицо, искусно накрашенное, с четко обозначенными скулами и глубокими серыми глазами, словно омытыми слезами. Узкое матово-серое прямое платье с V-образным вырезом лишь подчеркивает ее благородную пластику.
Прежде чем раскрыть свой чувственный рот, она меряет меня пьяным взглядом, в котором сквозит легкая подозрительность.
– Я – г-жа Дюкро,– говорит она.– Что вам угодно?
Язык у нее слегка заплетается. Знавал я таких пьянчужек, на Монпарнасе. С большим чувством собственного достоинства. Абсолютно одеревенелых. Которые в конце концов грохались со всего размаху на пол и деревенели еще больше. И нужно было дня три, чтобы мышцы их обрели прежнюю гибкость. Ясное дело, они и сюда добрались. Да, теперь это большой город.
Я называю себя, и она тотчас же посылает мне широкую улыбку.
– Боже мой! – начинает она ворковать.– Подумать только, ведь я вас знала вот такусеньким! – Она протягивает мне руку. Я пожимаю ее.– Ко мне как раз заходила ваша тетушка, рассказывала о вас,– продолжает она.– Я, конечно, читала заметку в «Эко» и думала, заглянете ли вы ко мне или нет.
– Ну что ж, как видите! – говорю я чертовски оригинально.
Ее ладонь все еще в моей руке. Точнее, это она продолжает держать меня за руку. Я пытаюсь освободиться, как могу.
Она смотрит на свои наручные часики.
– Йоланда,– говорит она, обращаясь к брюнетке,– уже пора. Будьте любезны закрыть…– Затем, повернувшись ко мне: – Пойдемте, г-н Бюрма. Нужно отметить нашу встречу. Вы ведь не откажетесь что-нибудь выпить?
Решительно, это перевоплощение самой покойной Эпонж. Я вежливо соглашаюсь, и мы поднимаемся на второй этаж. Я кое-как помогаю ей попадать на ступеньки. Поднявшись в комфортабельную гостиную с баром, она предлагает мне сесть и уходит за кулисы обменяться парой слов с невидимой горничной. Затем на обратном пути она предпринимает попытку состряпать какой-то коктейль на американский манер. Глядя, как она хлопочет, я никак не могу прийти в себя от того, что эта женщина, возраст которой я просто не решаюсь подсчитать, выглядит так молодо и по-прежнему желанно. Если она так накачивается со времен Выставки прикладных искусств, то доказательство налицо: алкоголь оказывает консервирующее воздействие.
