— Что со мной? — наконец спросила она.
— Очень трудное положение.
— Что здесь трудного? Вы дали мне жилье, защиту, ваше имя просто в расчете, что это отпугнет от меня мальчишек с пистолетами! Неужели это так трудно?
— Да, потому что мы вступили в священный институт брака и посмеялись над ним.
— Священный? Может быть, в том мире, откуда вы пришли. Здесь брак такой же институт, как тюрьма или сумасшедший дом. Моя мать была замужем за отцом Агаты. Он продержался шесть месяцев, а потом бросил ее беременной и был таков. Мать собиралась замуж за моего отца, пока не узнала, что он уже женат на ком-то другом. О том, чтобы обвенчаться с отцом Анны-Роз она уже и не думала.
— Тем не менее это священное таинство.
— Энтони, а ваш брак был священным? — Она попыталась вывернуться из его рук. — Ваш настоящий брак, не этот. Господь благословил его? Освятил? Когда Клементина умерла, вас утешала эта мысль?
— Меня ничто не могло утешить.
Девушка увидела в мужских глазах боль — глубокую, сильную, угрожающую засосать ее в свой водоворот. Она была готова еще раз уязвить праведника, но не поворачивался язык. Чутье подсказывало, что ей не под силу сообщить ему ничего такого, чего бы он не повторял себе каждый предрассветный час.
— Я могла бы утешить вас, — тихо сказала она. Слова эти сами собой сорвались с языка, но уже не хотелось брать их назад. — Может, это и немного, но все же кое-что.
Ее соски прижимались к его груди, нежный женский аромат обволакивал. Он стоял, обвив ее руками, и не мог разомкнуть объятия. Ладони Кэрол скользнули по его плечам, и Энтони ощутил прикосновение прохладных ладоней к своей шее и горящим щекам. Тонкие пальцы погрузились в его волосы, а губы прижались ко рту.
Его пьянил этот чудесный вкус женских губ. Руки Энтони инстинктивно сжались. Она была нежна и щедра, а ее тело столь же покорно, сколь непокорна душа. Она его жена по людскому и Божьему праву.
Его руки спускались все ниже, изучая изгиб ее бедер. С беспомощным стоном он погрузился в тайные уголки ее рта. Все в ней было женственным и желанным. Их языки двигались, даря и впитывая наслаждение, тела повторяли движения в такт. Они были знакомыми незнакомцами, но прикосновения Кэрол, плавные контуры бедер, талии, грудей, вкус губ казались ему настолько знакомыми, словно он всю жизнь владел ими и сходил по ним с ума.
Он уже владел ими. Во сне. И знал это не менее твердо, чем то, что еще никогда так не прикасался к ней. Она снилась ему в те часы, когда грезы не запоминаются, когда сон так крепок, что пересиливает все мысли, чувства и желания.
