— Помнится, этим утром ты более уверенно согласилась, что принадлежишь мне. Чему я должен верить?
Мэри отступала, пока не задела край письменного стола. Кейн подошел к ней вплотную и сделал то, к чему она всегда была готова: надавил ладонями на ее ягодицы, а своим щедрым поцелуем вознес ее сознание к головокружительным высотам беззаботности. На минуту они в унисон усомнились в необходимости слов, когда их физическое единство много больше, чем взаимопонимание рассудков.
— Не настаиваю на браке, мне достаточно иметь тебя в постели. Я готов признать это перед твоими огнедышащими сородичами, если ты не желаешь их обманывать. Пошли, скажем, что мы любовники, — предложил Кейн.
— Опять шантаж. Я думала, ты выше этого.
— Цель оправдывает средства. Когда они прогонят тебя из этого храма благочестия, ты гарантированно станешь моей, и только моей.
— Ты очень доходчиво объясняешь. Я согласна быть твоей женой.
Ее согласие стало хорошим поводом для короткой здравицы, которую произнес Кейн, с невестой в обнимку присоединившись к ожидавшим на террасе хозяевам. Торжество ограничилось единственным тостом, после которого Кейн чмокнул Мэри, сообщил, что будет аккурат в шесть к ужину, и покинул собрание.
Почти сразу Ченнинг и Лоретта отозвали Макса для уединенной беседы — после того как Мэри призналась, что была знакома с Кейном, еще живя в Европе, но их отношения прервались задолго до ее возвращения в Америку.
Оставшись одна, Мэри решила укрыться в студии — бывшем будуаре своей бабушки, недавно переделанном под мастерскую. Затворившись, она избавилась от вечернего платья, такого надоевшего и сейчас уже неуместного.
Стоя посреди комнаты голой, как иствикская ведьма, она не спешила одеться. Ей нравилась эта абсолютная свобода быть собой. Она открыла мольберт с холстом, над которым работала по ночам втайне от всех. Мэри всегда славилась колоритными пейзажами, но этот раз она писала портрет. Собирала на кончике кисти все свои сожаления о былом, саднящее чувство вины, погибшие надежды и воплощала их в цвет и форму, убеждая себя в том, что все было не напрасно.
Она чувственно провела руками вдоль своего дышащего всеми порами тела, особенно нежно поглаживая скучавшие без Кейна островки. Достаточно было закрыть глаза, и наслаждение возвращалось почти в той же мере. Ей стало жарко. Волны накатывали одна за другой.
Бесцеремонный стук в дверь отвлек Мэри. Она торопливо накинула рабочий халат, расцвеченный брызгами краски, и открыла дверь.
