Он рассмеялся и покачал головой:
— Согласен. Никогда не умел вести светскую беседу. — Его пальцы прикоснулись к Анне, и у нее перехватило дыхание.
Воздух будто раскалялся между ними, и чтобы хоть как-то охладить его, она скептически взглянула на Джерри:
— Да, ты никогда не мог вести бесед, разве что о своих лошадях.
— Согласен, Анна. Я не умею общаться… Но я постараюсь. Научусь, если ты поможешь мне, — тихо сказал он, глядя ей в глаза.
— Я помогу тебе. — Она вздохнула, положив на тарелку вилку и нож. — Но я не хочу касаться наших чувств, Джерри, о которых лучше забыть. Давай просто поболтаем и посмеемся, как мы это делали раньше.
— Хорошо, — произнес он. — Но прежде чем мы станем говорить о погоде и о том, что мне завтра надо будет купить, хочу сделать тебе признание.
— О, звучит интригующе, — весело сказала она, стараясь не показать, как сильно забилось ее сердце. Она поняла, что он хочет ей сказать, и — ах! — она хотела услышать это. — Говори же. Я сгораю от нетерпения.
Он пригнулся к ней, и на губах его появилась эта чувственная полуулыбка. Он прошептал:
— Я безумно хочу тебя, Анна, я жил без тебя год, когда не мог прожить и дня.
Она уже потеряла способность говорить, а он все еще не прикасался к ней. Но вот он дотронулся до нее — но не обнял, не прижал к себе. Лишь провел указательным пальцем по подбородку, по шее. Он касался ее так легко, что она едва чувствовала это…
— Я по-прежнему хочу тебя… И вот ты здесь. И я сделаю все, что ты захочешь, чтобы только ты снова была в моей постели. Сегодня вечером и каждую ночь.
Она судорожно вздохнула, и губы ее стали влажными в инстинктивном отклике на его прикосновения. Он нагнулся к ней — и тихо прикоснулся губами к ее губам: раз, два и снова: более медленно, более долго. Так мог целовать ее только Джерри: нежно, чувственно… И у нее не нашлось никаких сил, чтобы остановить его или себя.
— Пойдем ко мне, — прошептал он прямо в ее губы, и Анна застонала, и сладостная боль вспыхнула внизу ее живота, наполнив ее с головы до ног. — Пойдем ко мне в постель, любимая. — Он нежно прикоснулся к ее груди, и она снова едва не задохнулась от невыносимого возбуждения.
Анна прильнула к нему, забыв обо всем. В ней говорило лишь ее тело, так долго отвергаемое, молящее об освобождении…
— Джерри, — прошептала она, и руки ее дрожали, когда она расстегивала его рубашку. — О, Джерри, что ты делаешь со мной…
— А ты — со мной, — пробормотал он приглушенно, хрипло, заставив ее содрогнуться всем телом. — Я хочу тебя…
