Когда двоюродная сестра моего друга Йоселе родила сына, мне захотелось купить малышу какой-нибудь особенный подарок, невзирая на цену. Посему написал я письмо своему дяде Эгону в Америку. Не прошло и десяти дней, как я получил из таможни извещение, что на мое имя прибыл большой пакет.
Служащий таможни, к которому я подсел, был невероятно вежлив и с ангельским терпением снимал одну за другой бумажные обертки, пока, наконец, из-под них не показался внушительных размеров конь-качалка.
Я немного разозлился на дядю Эгона. Счастливый ребенок был к тому времени всего двух недель от роду, а двухнедельному ребенку ни к чему конь-качалка. Но делать было нечего, и я решил использовать хотя бы и его.
Однако служащий мне этого не позволил. Я не имел права трогать этого коня, пока не заплачу таможенный сбор в размере 871,30 фунтов.
— Но это же идиотская чепуха! Почему так много?
— Судите сами, — сказал служащий и сунул мне под нос какую-то таблицу с таможенными ставками. — Речь идет об импортируемой для кавалерийского назначения чистокровной лошади.
— Чистокровной лошади? О чем вы говорите?
— Наш присяжный товаровед классифицировал этого жеребца как породистого нормандского скакуна-трехлетку. И, будьте любезны, не рассказывайте мне тут, что он из дерева, поскольку в параграфе 117/82/кп нет ни единого упоминания о том, из какого материала объект изготовлен. Лошадь есть лошадь.
Поскольку он был не только служащим, но еще и человеком, то посоветовал мне сделать дополнение в таможенную декларацию о том, что лошадь является "игрушкой".
Декларация отправилась своим предписанным путем, и уже через несколько недель я получил отрицательное заключение. Я немедленно обратился к адвокату, который пришел к выводу, что размер таможенного платежа, благодаря примечанию "для кавалерийского назначения", может быть снижен. Таможенный сбор для используемого коня должен быть значительно ниже. Поэтому в таможне мы попросили классифицировать эту лошадь как "конь для использования".
Вскоре после этого объявился служащий более высокого ранга из Министерства сельского хозяйства и сообщил, что мы забыли вписать кличку коня.
— Шультхайс, — сказал я, поскольку имел одного друга с лошадиной физиономией, которого так звали. Служащий вписал имя и отдал мне копию.
После этого все пошло гладко. Министерство сельского хозяйства известило меня, что мне разрешается держать Шультхайса как коня для использования, если я приведу доказательства, что нуждаюсь в нем в целях разведения. Поскольку ни для кого не было тайной, что я не занимаюсь разведением лошадей, я вновь обратился к своему адвокату, который после изучения соответствующего закона сообщил, что если бы я являлся владельцем хотя бы одной единственной кобылы, это дало мне право на содержание жеребца.
