Клеопатра вдруг поняла, что ее ребенок — единственная возможность избежать судьбы своих предков. Это — то самое решение, о котором она молилась много лет назад у ног Артемиды Эфесской, когда Клеопатра — четырнадцатилетняя девчонка, обожавшая всяких маленьких животных, — собственноручно перерезала горло ягненку и смотрела, как его кровь красной рекой течет в священную чашу. Она поклялась перед богиней, что не станет походить на своих выродившихся предков. И теперь Артемида, богиня охоты, богиня-девственница, та самая, что некогда покарала мужчину слепотой лишь за то, что он случайно увидел ее нагой, не только не позавидовала Клеопатре за удовольствие, полученное от занятий любовью, но и вознаградила ее беременностью. «Боги добры с теми, кто служит им». Клеопатра услышала в сознании голос отца, и ее пробрал озноб. Вот знак того, что дух отца по-прежнему с нею.
Она ничего не сказала Цезарю о своих подозрениях, ныне переросших в твердую уверенность, ибо минуло уже два месяца, а она не уронила ни капельки крови. Однажды ночью, в возбуждении, которое охватило их после уничтожения египетского флота и возвращения острова Фарос, они с Цезарем занялись любовью с таким пылом, как никогда прежде, стремительно и яростно, — хотя это происходило в тот самый день, когда Цезарь проплыл немалое расстояние в доспехе. И все же римлянин казался моложе и энергичнее, чем когда бы то ни было.
Клеопатра надеялась, что столь бурная страсть не повредит ребенку. Ей не у кого было спросить об этом — так, чтобы не вызвать подозрений. Стоит ей хоть словом обмолвиться на эту тему, и по осажденному дворцу тут же разнесется вереница слухов, как будто подробностей ее романа недостаточно, чтобы машина сплетен работала безостановочно, днем и ночью.
Клеопатра знала, что большинство александрийцев не понимают причин, заставивших царицу завязать этот роман. Но твердо верила: вскорости настанет такой день, когда она выйдет к людям и объяснит им, что сделала их царица на благо подданных и ради их будущего.
После соития Цезарь улегся на спину, закрыв глаза и приходя в себя после последнего дела этого долгого, напряженного дня. Клеопатра уютно устроилась у него под боком, положив руку ему на грудь, так что растущие у него под мышкой волосы щекотали ей подбородок. Еще одна любопытная деталь, касающаяся Цезаря: от него никогда не исходило неприятных запахов. Он пользовался маслом, но очень слабо ароматизированным; оно не смогло бы заглушить свойственного мужчинам резкого духа. Хотя Цезарь только что изрядно вспотел, занимаясь любовью, а у Клеопатры был нюх, словно у пантеры, она все равно ощущала лишь едва заметное благоухание мирры. Может, это — еще один признак благоволения богов?
