— Чем изволит заняться госпожа?
«Хармиона надеется, что я сяду писать чудовищу, — подумалось царице. — Она думает, что я буду вести переговоры втайне. Из моих покоев она отправится прямиком во Внутренний дворец, а оттуда — в храм Исиды, где принесет жертву и помолится богине, чтобы я решилась бросить мужа».
— Мы обсудим это в надлежащее время, — проговорила царица.
— Как тебе будет угодно. Убрать ли мне отсюда царского парикмахера?
— Думаю, да. Царице нужно вздремнуть.
Хармиона открыла дверь в прихожую. В спальню вошел, поклонившись владычице, высокий раб-эфиоп. Затем он повернулся к кровати и подхватил храпящего евнуха, почти не побеспокоив его сон. Ирас взглянул на свою повелительницу затуманенным взором, улыбнулся и приклонил голову к могучей обнаженной черной груди. Он умостился на руках у эфиопа, словно дитя на руках у отца, и тот вынес его из покоев царицы.
Вошли служанки и принялись проворно убирать смятые льняные простыни, суетясь, словно мыши, что спешат унести доставшийся на дармовщину кусок сыра. Они застелили постель чистым бельем и положили в изголовье новое ночное платье. Клеопатра улеглась на кровать — такую большую, что здесь хватило бы места всему военному совету, а девушки опустились на колени по обеим сторонам от кровати и принялись растирать ей руки и ноги ароматическим маслом. Клеопатра всегда особенно тщательно заботилась о своих руках.
Ставни закрыли, и в комнате снова стало темно. Горела лишь маленькая лампа. Уже начинающая дремать Клеопатра видела силуэт Хармионы: та разговаривала с рабыней, держащей на голове корзину со снятым бельем. Рабыня внимательно выслушала и поклонилась пожилой гречанке. Корзина при этом не шелохнулась. Веки царицы отяжелели, и несколько мгновений спустя, успокоенная при виде того, как ее испытанный старый офицер раздает приказания подчиненным, Клеопатра уснула.
Она еще слышала властный и спокойный голос Хармионы, тихий шорох босых ног рабыни, шепот служанки, гасящей свечу, — а затем призраки прошлого восстали и завладели ее сном.
