— А чего? — удивился известный быстрым клинком и медленным рассудком
великан Арцега.
— Был бы ты чуток умнее, — вздохнул тяжко капитан, — еще бы тогда
насторожился, когда нас от Лелясен до Арраджа за час ветром донесло.
Бронза зеленая, да кто ж еще так ходит-то?
Мечники, понявшие намек, шепотом объяснили его остальным, все от
удивления напились впьянь, нечаянно подрались с мечниками из гарнизонной
казармы, затем помирились с ними, выпили еще и, хвалясь друг перед
другом мастерством, случайно срубили одну из сторожевых вышек, произведя
тем великий шум и смятение в городе.
Что до виновника переполоха, то он плотно поужинал, рано лег спать и
исчез на рассвете, стоило подуть ветру. Лишь тогда и бесстрашный Эльго,
маршал Лелясен, позволил себе уснуть.
И прошла зима, и весна, и лето, и никто не слышал ни об Одриге, ни об
Эльсидене наемнике, и ничего не произошло.
В конце следующей осени над Гваррой появилась громадная стая ворон, и
люди говорили, что тут не обошлось без колдовства. Вспомнили и о словах
исчезнувшего Одрига, который называл странного наемника человеком из
Гварры. Многим молодым яблочное вино ударило в голову, и ватагой в сто
тридцать мечей они пошли за воронами в Старые Холмы. До ночи блуждали
они в холмах, а когда ночной холод вытравил хмельную удаль, заблудились
окончательно, и лишь наутро, перепуганные и дрожащие, вернулись в город,
проклиная свою дурь и ветер холмов. Троих так и не досчитались, а
подмастерье Грасек с Кинжального Двора накрепко повредился в уме.
Бедняга беспрестанно каркал на разные лады, говорил бессмыслицу, но
время от времени повторял, что слышал разговор вороньего капитана с
высоким наемником — и принимался бормотать без конца: "Исдафа,
Исдафа, Исдафа!".
Мало кто обратил тогда внимание на слова несчастного дурачка, и лишь
много позже, когда до Гварры дошли вести из Исдафы, многие решили, что
парень и впрямь что-то видел и слышал, но уже после того, как рехнулся.
А в Исдафе той осенью снова объявился Одриг. Дурная слава докатилась и
до Нижних Земель, и никто не предлагал ему ни крова, ни помощи, ни тем
более меча. С ним был только низкорослый крепыш — то ли глухонемой, то
ли чужеземец; люди говорили, что он один остался верен Одригу лишь
потому, что не слышал или не понял речей наемника на мосту через Аррадж.
Искусством быстрого меча Одриг по-прежнему владел, как убедились немногие,
рискнувшие прилюдно назвать его трусом. Заметили также, что за ним
постоянно следовали серые вороны, а он всегда норовил швырнуть в ворону
камнем.
