— У тебя нет более серьезного дела, чем выслушать меня. Поэтому сядь.
Мадж нехотя выполнила его просьбу.
— Неужели ты не можешь оставить меня в покое вместе с моей работой?
Олджи откинулся в шезлонге и холодно произнес:
— Если бы вчера днем я оставил тебя в покое вместе с твоей работой, один Бог знает, чем бы о закончилось.
— Да. Конечно. — Мадж покраснела. Потом заговорила со слезами в голосе: — Это ты виноват в первую очередь! Если бы сразу предупредил, что в доме не везде безопасно, я и не подумала бы пойти в оранжерею. Ты нарочно ввел меня в заблуждение насчет дома, сказал, что сам переделал кухню и ванную. А ведь это сделали Стентоны.
— Я тебе ничего такого не говорил, Мадж. Этот вывод ты сама сделала, причем опять-таки поспешно.
— Но ты не попытался разубедить меня. Тебе хотелось, чтобы я думала, что ты…
— Уничтожил исторический памятник?
— Да, наверное, так. Но ты сам подвел меня к этому всеми твоими разговорами про ломы и отбойные молотки. Я и подумать не могла, что в доме так опасно. Ты рисковал моей жизнью.
— Я бесконечно виноват.
— Ох.
— Этого достаточно? Могу заверить тебя, я совсем не рад тому, как повернулись дела.
Ну что ж, потрясающе! Как раз этого и должна ждать женщина от мужчины, который в первый раз занимался с ней любовью двадцать четыре часа назад.
— Ты должен был сказать мне правду, — пробурчала сердито Мадж.
— В таком случае, — сказал Олджи, — ты тоже, моя милая, должна была мне сказать, что ты девственница.
— Тебя это не касалось.
— Касалось. Ты понимала, что произойдет, и могла бы не скрывать…
С колотящимся сердцем Мадж уставилась в пол. Он бы не дотронулся до нее, если бы знал.
— Мне очень жаль, — соврала она.
— А теперь давай перестанем ссориться. Мы ведем себя как дети. Должен тебе напомнить, что я хотел провести тебя по дому и показать, какие с ним проблемы, как только ты приехала. Чтобы избежать опасных неожиданностей. Правда, только оранжерея должна была вот-вот рухнуть, а все остальное более или менее безопасно.
Заниматься с ней любовью — для него опасная неожиданность… Сердце Мадж сжалось от обиды и боли.
— Это что, должно меня утешить? Думаешь, я поверю всему этому?
— Мадж, ты веришь только в то, во что хочешь верить. Если ты действительно думаешь, что я мог бы позволить тебе разгуливать по полу, который может провалиться под твоими ногами, то ты глупее, чем я думал.
О, какая же она идиотка, что связалась с ним! Даже сейчас ее сердце таяло, сейчас, когда он так надменно говорил с ней. Она практически выпросила у него любовь, а все, что он когда-либо делал, — так это унижал. Как ее угораздило попасть в такое положение?
