– Красный кафтан? – удивленно переспросил Зотов, и Екатерина тонко улыбнулась в ответ:
– Именно так.
* * *
«Конечно, – подумала императрица, переворачивая подушку прохладной стороной вверх и снова ложась, – я уже тогда начала становиться той самой Мессалиной, какой меня именуют сейчас. По сути дела, все, кто так говорит, правы. И без всякой санкции Елизаветы Петровны я пустилась бы во все тяжкие – именно в поисках удовольствия, величайшего наслаждения, какое только существует, – наслаждения любви, наслаждения мужской силой и мужскими объятиями. Но тогда еще подыскивала себе извинения: мол, я должна дать стране наследника престола! У народа должен быть царевич! Ведь народу на самом деле все равно, откуда он возьмется, этот царевич. Главное – чтобы он родился в императорской семье, что великий князь его признал. А вдруг Петр поймет, что ребенка я рожу не от него?.. Нет, если он и поймет, можно ничего не опасаться: даже он при всей своей дурости осознает: у престола должен быть наследник, а если ты не уверен, что он твой сын, считай, что его даровал Господь. В конце концов, все по его воле свершается!»
Государей часто называют помазанниками Божьими. Это означает, что все их поступки как бы изначально благословлены, их ведет Провидение. Императоры и императрицы так к этому привыкают, что видят произволение Творца в самых незначительных своих поступках. Екатерина не была исключением. Она была твердо убеждена, что на пути ее многотрудном каждый шаг свой она совершала под присмотром Всевышнего. И именно он посылал ей друзей и советников. А если кому-то казалось, что они были столь грешны, что могли быть, скорей, слугами Лукавого, то этот кто-то явно ошибался.
Или не ошибался?
Вот взять, например, графиню Брюс, незабвенную Прасковью Александровну. Служанками Господа называют монашек. А Прасковья… о нет, кем-кем, а монахиней она не была, быть не могла, сошла бы с ума в ту же минуту, когда бы одна мысль о святости и праведности пришла бы ей в голову!
Они подружились почти сразу, когда Фике только появилась в Санкт-Петербурге. Среди фрейлин, назначенных для нее императрицей Елизаветой Петровной, оказалась Прасковья Румянцева. Прасковья стала самой что ни на есть подходящей компаньонкой для юной герцогини, изрядно перепуганной той высотой, на которую была вознесена. Во-первых, они были ровесницы, а во-вторых, внешностью и нравом напоминали друг дружку, словно девушка, подошедшая к зеркалу, и ее отражение. Обе русоволосые, с яркими голубыми глазами, с изящными фигурами, обещавшими вскоре сделаться роскошными и прельстительными, они превыше всего ставили собственное удовольствие, обожали всяческие авантюры и были на редкость сластолюбивы. Но все же ум Екатерины если не преобладал над чувственностью, то мирно уживался с нею. Прасковье, когда речь заходила о мужчинах, ум отшибало начисто: она думала не головой и даже не сердцем, а тем премилым местечком, которое было нарочно создано для того, чтобы низвергать в адские бездны и возносить в райские выси тех мужчин, которым удается проторить туда дорожку.
