Откройте, мне здесь так душно,
Ну что я, как в клетке зверь!
Но пялится равнодушно
Железом шитая дверь.
На голову – одеяло,
Забыться, уснуть, но нет–
Стучится в виски усталость,
И в сон наплывает бред:
Упали решетки с окон,
Под шинами – вновь проспект,
Единства моторов рокот –
В неполных семнадцать лет.
Мы – рокеры, дети ночи,
Мы соням – как в горле кость.
И фарами режем в клочья
Чернильную тьму, как плоть.
... Под шлемом – косая челка,
Глаза – бирюзовый цвет.
Сидит за спиной Аленка –
Девчонки милее нет.
– Люблю! – свищет ветер в уши,
Летит под колеса твердь
И мой мотоцикл послушен,
Будто прирученный зверь.
И дальний есть свет, и ближний,
Но так уж не повезло:
На каждую радость в жизни
Дается в запас и зло.
Вдруг – сбоку мелькнул протектор.
Удар! Темнота... И ночь
Уносит меня в карете
Куда‑то от жизни прочь.
Но выплыл. В подушке смятой
Из марли – лишь только нос.
Я в гипсе лежу распятый,
Как сам Иисус Христос!
Вот в тишине каленой
Врачей, заслонивших свет,
Глазами спросил: «Алена?!»
И был тишиной ответ.
В бреду замелькала челка,
И глаз бирюзовый цвет.
Ушла в никуда девчонка
В неполных семнадцать лет.
И суд был... Да что мне судьи!
Я сам – судья и палач...
А ночью все время будит
Теперь уж ненужный плач.
Но всех приговоров строже
Зрачков материнских боль.
И крикнуть хочу: «О Боже!»
Живу... а по сути – ноль.
И будто бы меч дамоклов,
Нависла ниточка слов.
Я слышу в ночи:«Будь проклят!
И ты, и твоя любовь!»
