– Что это? – тупо повторил свою мысль Игорь, подхватывая падающую Олесю и укладывая ее на кровать. Очнувшись от шока, закричал, глядя не на нее, а на дырку в окне: – Кто это?!!
– Агафонов! – отозвалось эхо. Это было не эхо – последнее «прощай» Олеси. Умерла она через две секунды, резко дернувшись молодым, так и не испытавшим настоящей замужней жизни, телом...
А большое окно палаты стеклянно ахнуло, осыпаясь теперь уже крупными осколками: вторая пуля, с визгом срикошетив от противоположной стены, разнесла на куски вазу с цветами, стоявшую на столике в ушу. Инстинкт самосохранения сработал помимо воли Игоря – упав на пол, он перекатился к ножкам изголовья кровати. Как видно, зря – выстрелов больше не последовало. Он был жив, да! Но любовь у него отобрали. Вместе с любимой...
– Слушай, Игорь, так нельзя! Девятый день лакаешь коньяк, как газировку! Ты на свою рожу глянь! – Иван совал зеркало Игорю, валявшемуся в одежде на диване. Тот затянул в него и невольно охнул. Обрюзгшее, заросшее темно‑ржавой щетиной лицо как нельзя более подходило под определение «рожа». А Иван не унимался: –Ты знаешь, права поговорка: чтобы оценить свою сущность, надо поглядеть на поведение соседа и примерить его на себя. Я поглядел на тебя в запое – и бросил пить. Да, я в какой‑то мере благодарен водке – может быть, она меня и спасла от СПИДа! Но не век же ее жрать! И Олесю не вернешь даже удесятеренной дозой того, что ты перекачал из соседнего коммерческого ларька, я уж не говорю про мою непутевую Инку, и...
В дверь квартиры позвонили. Иван мягко спрыгнул босыми ногами с дивана, и в его руках очутился... никелированный «Лама Омни», выхваченный из‑под матраца кровати. Посмотрев в глазок, он облегченно вздохнул и откинул цепочку.
– Баба Зина прибыла! – Пистолет вновь нырнул под матрац.
Это действительно была она. Старушка влетела в квартиру и юлой завертелась на месте.
– И где они?
– В ванной, баб Зин, пошли помогу! – Они вдвоем с Иваном прошли в санузел и загремели там пустыми бутылками. Вскоре вышли, и взгляд шахтера споткнулся о картонную коробку с четырьмя полными «Наполеонами» – остатки полуторанедельных поминок. – И это забирай!
– Та как же можно, Ванюха, – питье‑то дорогое больно.
– Забирай, забирай, бабуля, нам оно больше не понадобится! – успокоил Иван ее совесть.
– Неужели бросили ковтать ее, окаянную?! – ахнула бабка и от избытка чувств перекрестилась. – Слава те, Господи! Ну пошли, подмогнешь!
