Буранбай заколебался.
— А если он на допросе проговорится, что я ему наркотык дал? — сказал он с сомнением.
— Не проговорится, — уверенно произнес Нечистый. — Его за обычное хулиганство загребли. Так что утром выпустят.
— Нэ выпустят, — с не меньшей уверенностью заявил Буранбай. — Его следовател, как я слишал, в столицу уехал.
— В столицу? — Алиферов был неприятно поражен. "Неужели, гад, Шилеяв раскололся?" — подумал он, а вслух спросил: — Кто ведет его дело?
— Старший следовател Шатохин, — изрек Арипов.
— Шатохин?! — снова поразился Нечистый, однако на этот раз чему-то обрадовался и весело сказал: — Ну, значит, выпустит, когда из столицы вернется. А ты, сержант, завтра вечерком подгребай сюда в это же время, я тебе еще один шприц дам и еще стольник подброшу… Да ты бери, бери, — и Алиферов стал совать в руку Буранбая шприц и деньги.
— Но ведь завтра другой смена дэжурить будет, — все еще борясь сам с собой, слабо возразил Арипов. — Как же я шприц передам?
— А вот это уже твои проблемы, — осклабился Нечистый. — Я плачу за работу, а ты ее делаешь.
— Ладно, — внезапно согласился Буранбай, беря деньги и шприц. — Но толко завтра эта работа дороже стоить будет. Раз риск болшой.
Нечистый хохотнул и презрительно спросил:
— Сколько?
— В два раза дороже, — тоном опытного торговца заявил Буранбай.
— Еще полтинник накину и хватит, — усмехнулся Алиферов. — Но только завтра ты мне записку от Санька принеси, что, мол, "посылу" получил, а потом бабки получишь. Вам-то ментам верить нельзя. "Алтушки" возьмешь, а шприц хрен передашь. — С этими словами Нечистый повернулся и пошел прочь.
А в камере на нарах, занимавших три четверти площади помещения, томился Шиляев. Четверо его сокамерников, большей частью хулиганы, задержанные в нетрезвом виде, уже давно спали, Сашка же сидел в углу на голых досках, прислонившись спиной к шероховатой, напоминавшей ракушечник стене и смотрел в пустоту. С каким-то мрачным удовлетворением он отмечал появлявшиеся у него симптомы "ломки": болел позвоночник, ныли суставы, словно из него вытягивали жилы. И это только начало. Впереди его ждала еще более изощренная пытка. Помощи в этот момент Шиляеву ждать было неоткуда и Сашка твердо решил, когда боль станет невыносимой, свести счеты с жизнью. Как он это сделает Шиляев еще не знал. Может, вены себе перегрызет, может, голову разобьет о стенку, а может, на "вертухая" набросится, и он его пристрелит. Но как бы там ни было, подыхать медленной мучительной смертью в этой жуткой камере рядом с парашей он не намерен.
