Я думала о том, был ли трезв водитель, задавивший Сисселу. Скорее всего, он, как и все жители большого города, страдал от стресса. Я думала о том, где он теперь, и будет ли эта сцена преследовать его в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Спешка. Злость. Педаль газа. Чертовы пробки. Бабам не место за рулем. Купила себе права. Шевелись, шевелись. Что это? НЕТ! НЕТ! НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ! Можно ли почувствовать отчаяние совершенно чужого тебе человека?
А мать девочки? Она сейчас в шоке. А потом всю жизнь будет казнить себя за преступление, которого не совершала. Неудача с парковкой обернулась для нее вечным кошмаром. А водитель, наверное, отделается штрафом.
Мои мысли снова вернулись к Смерти. Он сказал, что жизнь не обязательно должна приносить радость. Как ни странно, эта мысль меня утешила. Мне даже спокойнее было лежать в кровати, зная, что он здесь, рядом, в голубом кресле. Так спокойно мне не было даже с Томом, когда он обнимал меня, оберегая от всех неприятностей.
Я потянулась за книгой, лежащей на прикроватном столике. Прочитала одно предложение, второе… И заснула.
Дождь хлестал по окнам и бился в стекла. Я бросила взгляд на часы: восемь. Я спала крепко, несмотря на то, что всю ночь меня преследовали кошмары. Я не запомнила, что именно мне снилось, мои сны состояли из картинок, вращавшихся, как в калейдоскопе, — черных теней, тормозящих машин и горящих свечей, задуваемых невидимыми ртами. Том тоже был там. И Ханс Нурдшо. Но ни Смерти, ни косы, ни одеяния не было. Простыня и подушка снова намокли от пота. Мишка и книга валялись на полу. Я встала, осторожно подняла их и положила на постель. И прошла в гостиную, не зная, что меня там ждет.
В голубом кресле никого не было. Ничто не указывало на то, что в нем спали. В воздухе пахло свежим кофе. Это побудило меня направиться в кухню и осторожно заглянуть туда.
Там все блистало чистотой. Грязные кастрюли, бокалы, кофейные чашки — исчезли. Поскольку в раковине тоже ничего не было, я открыла шкафчик. Посуда стояла на своих местах, именно там, куда я обычно ее ставлю. Вот только кофейные чашки выстроились в ряд, даже ручки повернуты в одну сторону — направо.
Только теперь я заметила кофейник на одной из конфорок. Стол был сервирован на одного, а из корзинки, прикрытой чистой салфеткой, пахло свежевыпеченными французскими булочками. Я приподняла салфетку и увидела два теплых круассана и две розетки: одну с маслом, другую с мармеладом. Сверху лежала записка: «Не мог остаться, потому что сегодня мне надо рано на работу. Жди меня на Центральном вокзале в центре зала в два часа дня. Я хотел бы показать тебе кое-что: это многое объяснит. Спасибо, что разрешила остаться на ночь. И за приятный вечер. Я отлично выспался».
