Ответ мы получили, как только Делакруа посадил Мистера Джинглеса на руку и осторожно опустил в коробку. Мышонок тут же разлегся на мягкой белой вате, словно на широкой перине, и коробка стала его домом до тех пор, пока… в должное время вы узнаете, чем закончилась история Мистера Джинглеса.
А вот насчет того, что мышь загадит ему коробку из-под сигар, Два Зуба волновался напрасно. Я никогда не видел в коробке ни одного катышка, и Делакруа говорил, что не видел… не только в коробке, но и во всей камере. Гораздо позже, когда Зверюга показал мне дыру в балке, я отодвинул стул, что стоял в восточном углу изолятора, и нашел там горку мышиного дерьма. Похоже, Пароход Уилли всегда справлял большую нужду в одном месте, подальше от нас. И еще я никогда не видел, как он писал, хотя обычно мышиный краник не закрывается дольше чем на две минуты, особенно во время еды. Как я вам и говорил, не мышь, а чудо природы.
Спустя неделю после того, как Мистер Джинглес поселился в коробке из-под сигар, Делакруа подозвал меня и Зверюгу к своей камере. Это случалось так часто, что уже начало раздражать. Он призывал нас, даже если Мистер Джинглес ложился на спину и начинал молотить лапками воздух, но на этот раз нас ждало действительно занятное зрелище.
После вынесения приговора мир забыл о Делакруа, но у него оставалась одна родственница, если не ошибаюсь, старая тетка, все еще ходившая в девушках, которая раз в неделю писала племяннику. Она также прислала Делакруа огромный мешок с мятными леденцами, какие в те годы продавались под названием «Канада минтс». Большие такие розовые таблетки. Естественно, весь мешок Делакруа не отдали. Он тянул на пять фунтов, а Делакруа стал бы сосать леденцы без перерыва и в итоге оказался бы в лазарете с болями в желудке. Как и все убийцы, с которыми нам доводилось иметь дело на Миле, он ни в чем не мог ограничить себя. Мы давали ему штук пять-шесть леденцов, да и то лишь когда он нас просил.
Когда мы подошли к камере, Мистер Джинглес сидел на койке рядом с Делакруа, держал в передних лапках леденец и удовлетворенно лизал его. Делакруа прямо-таки сиял от счастья — ну вылитый знаменитый пианист, наблюдающий, как его пятилетний сын играет гаммы. И правда, выглядело все это очень забавно. Леденец размером в половину Мистера Джинглеса и его пушистый белый живот, уже раздувшийся от съеденного.
— Отбери у него леденец, Эдди, — в притворном ужасе воскликнул Зверюга. — Святой Боже, он же будет есть, пока не лопнет. Я отсюда чувствую запах мяты. Сколько он уже съел?
