— Сережа! Да смотри ж! Они уже флаг…
Сережа глянул и побледнел. На вершине Мухиной горы развевался темно-красный флаг, казавшийся отсюда черным. Сережа опустился на ступени крыльца, он не мог найти слов. В душе у Васи что-то трепыхнулось извечное мальчишеское отвращение к противнику.
Мальчики сбегались к ставке главнокомандующего, и каждый из них сообщал все то же известие, и каждый требовал немедленного наступления и расправы с наглым врагом. Они кричали неистовыми дискантами, с широко открытыми глазами, грязными руками показывали своему вождю нестерпимо позорный вид Мухиной горы.
— Чего мы сидим? Чего мы сидим, а они задаются? Сейчас идем!
— В наступление! В наступление!
Сабли и кинжалы начали кружиться в воздухе.
Но главнокомандующий северной славной армией знал свое дело. Он влез на вторую ступеньку крыльца и поднял руку, показывая, что хочет говорить. Все смолкло.
— Чего вы кричите? Горлопанят, никакой дисциплины! Куда мы пойдем, когда у нас еще и знамени нету! Пойдем с голыми рыками, да? И разведка не сделана! Кричат, кричат! Знамя я сам сделаю, мама обещала! Назначаю атаку Мухиной горы завтра в двенадцать часов. Только держать в секрете. А где начальник разведки?
Все северяне бросились искать начальника разведки:
— Костя!
— Костя-а!
— Варение!
Догадались побежать на квартиру. Возвратившись, доложили:
— Его мать говорит: он обедает и не лезьте!
— Так помощник есть!
— Ах, да, — вспомнил Сережа, — Назаров!
Вася Назаров стоял здесь перед главнокомандующим, готовый выполнить свой долг. Только далеко где-то загудела беспокойная мысль: как отнесутся к его деятельности разведчика родители?
— Разведке завтра выступить в одиннадцать часов. Узнать, где противник, и доложить!
Вася кивал головой и оглядывался на своих разведчиков. Все они были здесь, только Митю Кандыбина задержали семейные дела.
Но в этот момент послышался и голос Мити. Он раздавался из его квартиры и отличался выразительностью и силой звука:
— Ой, папа, ой, папочка! О-ой! Ой, не буду! Ой, не буду, последний раз!
Другой голос гремел более самостоятельным тоном:
— Красть? Коробка тебе нужна? Позорить… у… рыжая твоя морда!
Северяне замерли, многие побледнели, в том числе и Вася. Один из бойцов северной армии, тут рядом, в двух шагах, подвергался мучениям, а они принуждены были молча слушать.
Митя еще раз отчаянно заорал, и вдруг открылась дверь, и он, как ядро, вылетел из квартиры, заряженной гневом его родителя, и попал прямо в расположение северян. Руки его были судорожно прижаты к тем местам, через которые по старой традиции входит в пацана все доброе. Очутившись среди своих, Митя молниеносно повернулся лицом к месту пыток. Отец его выглянул в дверь и, потрясая поясом, заявил:
