Гью Гисборн некоторое время продолжал смотреть на Клифтона, наслаждаясь его страхом. Затем медленно перевёл глаза на серого рыцаря. Тот, убедившись, что его попытка скрыться окончилась неудачей, принял прежнюю развязную позу и встретил дерзкий холодный взгляд Гисбурна с немсньшей холодной дерзостью.
Интерес вечера определённо сосредоточился на этих двух фигурах. Остальные разбились на группы и вполголоса переговаривались, делясь впечатлениями и догадками.
Блёклые глаза сэра Гью, как буравчики, впились в бледное гордое лицо противника, внезапно вспыхнули и так же внезапно погасли.
— Угодно тебе, благородный рыцарь, попробовать счастья со мной? — спросил он и его обращение прозвучало так неожиданно учтиво, что все с удивлением переглянулись.
— Сделай одолжение, благородный рыцарь, — так же вежливо отвечал тот и, небрежным движением собрав кости в стаканчик, протянул его Гисбурну.
В комнате было душно от винных испарений, кухонного чада и дыхания разгорячённых людей, но никто не замечал этого. Трактирщик примачивал в кухне огромную шишку под глазом, покачивая головой и сокрушённо вздыхая:
— Клянусь святым причастием, — бормотал он и жалобно охал, — от этого дьявола досталось ещё крепче. Минуты подождать за дверями не могут, рыцарская кровь, вишь, не позволяет. Тому, серому, хоть за вино лишнего прописать можно. А с этого попробуй получить и за то, что он на самом деле выпьет!
Рука, одетая в звериную шкуру, грубая, загорелая, на одно мгновение встретилась на стаканчике с тонкими белыми пальцами серого рыцаря. Кости взлетели на воздух и со стуком рассыпались по столу.
— Одиннадцать! — разом вскричало несколько взволнованных голосов. Лицо серого рыцаря было неподвижно-спокойно. Быстрым и точным движением он поднял стаканчик и…
— Двенадцать! — крикнули те же голоса. И комнате поднялся неистовый шум: притон трактирщика Хромого Джона славился крупной игрой. А также не менее крупными драками, после которых нередко в отдалённом лесу или речке находилось тело внезапно исчезнувшего человека. Но такая игра, да ещё между такими посетителями, даже и здесь была диковинкой.
— Двенадцать! — ещё раз прокричали ликующие голоса.
Лицо сэра Гью пожелтело, затем посинело. На висках вздулись толстые жилы, но глаза сохранили свой тусклый леденящий взгляд. Он был в бешенстве. Торжество, звучащее в голосах посетителей, рассердило его едва ли не больше, чем проигрыш. Однако, справившись с собой, он тем же тусклым голосом предложил:
