Монах придвинулся ближе, хотел было взять её за руку, но взгляд его упал на служанку, неподвижно прижавшуюся в нише окна. Он резко выпрямился и, не оглядываясь, вышел.
Неслышно ступая босыми ногами, служанка подошла и остановилась около колыбельки: слабый писк раздался из-под шёлкового одеяльца. Уильфрида наклонилась и взяла на руки крошечное спелёнутое тельце.
— Госпожа, — тихо окликнула она, — маленького пора кормить. — И осторожно положила ребёнка на подушку около головы матери.
Голодный ребёнок закричал громче. В ту же минуту Элеонора будто очнулась, схватила его на руки и молча прижала к груди, покрывая поцелуями. Уильфрида стояла в ногах кровати. Она тихо плакала.
А в это время отец Родульф, едва не сломав шею, бежал по крутой и тёмной лестнице, перескакивая через несколько ступенек сразу, чтобы дать выход душившему его волнению. Перед дверью в нижний зал он остановился передохнуть и оправить одежду, приняв достойный случая и своего сана вид.
В большом зале было дымно от светильников из говяжьего жира и свечей, все эти коптящие мерцающие огни, множась, отражались на блестящих щитах, мечах и прочих предметах вооружения, которыми были увешаны стены, вперемежку с рогами и звериными головами — трофеями охоты.
Хозяин замка, мрачный, но уже спокойный с виду, сидел в дубовом кресле, крытом кожей с медными головками гвоздей. На высокой спинке кресла был вырезан знаменитый герб графов Гентингдонских: сокол на звёздном небе. В лапах он сжимал ленту, а на ней прихотливыми старинными буквами вилась надпись: «Ни страха в сердце, ни пощады врагу». Вокруг кресла толпились гости, протрезвевшие при звуке рога королевского посланца.
Герольд, высокий, статный, в шлеме с поднятым забралом и длинной кольчуге, вошёл, держа в руке серебряный рог — знак достоинства посла.
— Всемилостивейший государь наш — король английский Генрих Второй, — начал он ясным твёрдым голосом, как хорошо заученный урок, — заблагорассудил учинить войну с безбожными ирландцами — многих гнусных пороков их ради, а также для освобождения пленных англичан, которые у них в беззаконном рабстве томятся. А потому повелевает наш всемилостивейший король всем своим верным подданным собираться и приходить к нему, одетыми и вооружёнными, как то подобает каждому, а так же с должным количеством фригольдеров[3], одетых и вооружённых, как им подобает.
Граф Гентингдонский внимал послу, опустившись на одно колено и почтительно склонив голову.
