— Сомневаюсь, что вы бывали на свадьбах, — заметила Джемма. — И, насколько мне известно, приглашение на мою свадьбу было для вас первым и последним.
— Увы, — пожал он плечами, — но мой опыт участия в оргиях столь же ничтожен. Так что для меня это будет хорошим уроком, учитывая, что я добьюсь двух целей, которых избегал по религиозным соображениям.
Герцог встал.
— Мне пора отправляться на встречу, мадам.
Несколько мгновений Джемма сидела не двигаясь, а затем подняла на него глаза.
— Леопольд!
Лишь по легкому трепету его ресниц можно было понять, что Вильерс услышал, как она назвала его по имени.
Джемма не знала, что сказать.
— Ох, едва не забыл! — бросил герцог. — Я привез вам подарок.
Джемма встала. Она была не в силах подобрать нужные слова, потому что не знала, каким будет его ответ.
— Подарок? — переспросила она.
Он вынул из кармана веер и положил его на столик.
— Просто безделица, знак внимания, — вымолвил Вильерс. — Он заставлял меня думать о вас. — Герцог повернулся к двери.
— Подождите…
Вильерс оглянулся.
— Когда вы собираетесь в Ревелс-Хаус?
— Завтра я вернусь в Фонтхилл, — проговорил он. — Если дочь Стрейнджа до сих пор больна, я отправлюсь в Ревелс-Хаус через несколько дней.
Джемма кивнула.
— Я позабочусь о том, чтобы и вас пригласили на свадьбу.
— Мы с Бомоном будем счастливы посетить церемонию. — Джемма и сама не могла понять, почему ей захотелось упомянуть имя мужа в разговоре. И дело даже не в том, что Элайджа отказывался спать с ней до тех пор, пока игра в шахматы с Вильерсом не закончится. Просто он понимал, что она может стать любовницей Вильерса.
Еще долго после того, как дверь за Вильерсом и его розовыми шелками закрылась, Джемма сидела на месте и думала… о мужчинах. О мужьях, любовниках, опытных шахматистах, наследниках.
В общем, о мужчинах.
Гop-Хаус, Кенсингтон
Лондонская резиденция герцога Бомона
27 февраля 1784 года
На следующее утро
Сказав кучеру, куда держать путь, Исидора села в карету и принялась стягивать с рук перчатки.
— Вы всегда при первой же возможности снимаете перчатки? — поинтересовался Симеон.
Исидора посмотрела на мужа.
— А вы вообще их не носите, — заметила она. К тому же на нем не было ни галстука, ни парика, ни жилета, но к чему говорить об этом?
— Я не люблю перчатки, да и вы, по-моему, тоже, — заметил он.
— Да, — призналась Исидора.
Наклонившись вперед, он взял ее за руку и перевернул ладонью вверх. У него была большая мозолистая рука, как у простого рабочего, и он не носил колец.
