Рядом с ним поместился Надарий Гордуладзе, опальный грузин, ставший тише воды. Второкурсник механик. Злобный враг Пеликана, когда-то угрожавший и Володе после танцев — хотел увести Маришку.
Его не исключили из института. Объявили строгий выговор с последним предупреждением.
А рядом с Володей сидела девушка, его однокурсница, но из другой группы — Инна, невзрачная зубрилка и дурочка. Она и Володя побывали в Москве на лабораторных занятиях: основное здание института находилось в Москве. В Голицыно учились только первые два курса.
Теперь все четверо уезжали с Белорусского вокзала — чужие, если не чуждые, друг другу — поистине чудом объединились в одну компанию.
Вагон дернулся, платформа медленно поплыла назад.
В соседнем отсеке мужчина стучал ладонью по стеклу и кричал в открытое верхнее окно:
— Быстрее!.. Быстрее сдачу!..
Мороженщица на платформе на покупателя не смотрела, намеренно медленно считала деньги.
— Ах, провались ты!.. Ах, чтоб тебя!..
Ее уж не видно стало.
— Не отдала! ах, чтоб тебя!..
Он сжимал в руке пачку пломбира.
— Сколько дали? — спросил Володя.
— Да тридцатку я ей отдал!.. Сволочь!.. Видишь, как она, — «не успела»…
— Да-а… Сперва надо сдачу взять. А после платить, — сказал Володя.
— Да кто же даст? — удивился мужчина.
— Сволочь! — повторил Райнхард. — Не отдала!.. Сука!
Инна покраснела и завертелась, как на иголках, словно хотела встать и уйти на другое место.
— А ты не смущайся, — сказал Надарий. — Он не понимает, чего говорит.
Мужчина с мороженым вдруг перегнулся к Надарию через спинку скамьи:
— Я тебя знаю. Как пить дать — ты приходил еще с одним в Вязёмы к моему пацану.
— Нет, дядя, вы меня с кем-то перепутали.
— Нет, нет, нет. Я по глазам и бровям запомнил. Конешное дело — ты, джигит. Я даже слышал, честь честью, о чем разговор был. Я почему запомнил? — у меня свояка Петром зовут. И вы о Петре толковали. Апостолы Петр и Павел, небось легко запомнить. А я почему еще не спутаю с Павлом, потому что у меня свояк есть, Петр. Я и запомнил. Небось. Не дурее других…
— Не знаю никакого Павла! — покраснев еще сильнее, чем Инна, заерзал Надарий на скамье; сузившимися глазами, налитыми красной влагой, быстро забегал, переводя взгляд на Володю, на Инну, на болтливого мужика, которому послал мысленно тысячу проклятий.
— Не Павла — Петра, — твердо сказал мужчина. — Пацаны вязёмовские сильно довольные. Большие деньги на дороге не валяются.
— Да не знаю никакого Петра, никакого Павла!.. — почти на крик, с перекошенным лицом выпалил Надарий. — Не знаю, говорю вам!..
