Мой друг Пеликан | страница 42
Он с удовольствием отметил, как чутко она владеет разговором; ее переход к «мы», смягчающий и отводящий критику от собеседника, — был ему хорошей наукой.
Восхищение собеседницей усиливалось с каждой минутой. Он был по-настоящему счастлив.
Толик Сухарев с его плоскими шутками, дубина Далматов, и даже… томительные часы с Маришкой не шли ни в какое сравнение с упоительным разговором, который подарила Александра, — это не было просто беседой, разговором, это было что-то другое, чему не находилось слова в его словарном запасе. Спустя годы к нему придет это слово — из индийских источников, от йогов, умеющих из общения сделать подобие молитвы.
Он спросил после минутного колебания:
— Александра… ты, значит, тоже верующая?..
— Есть такое представление, что вся наша жизнь — сон. Душа видит сон, ей снится все, что вокруг. А настоящая жизнь, главная жизнь там, в другом измерении. Но мы, естественно, не можем участвовать в жизни. Мы можем только смутно — не все, некоторые из нас — помнить о ней. А пока мы здесь, на Земле, запрятанные в плотные формы, — движемся в земном сне.
— Тогда очень скоро все мы проснемся. — Володя отреагировал мгновенно. — Что такое сорок лет? пятьдесят лет? Все умрем. Всё умрет.
— А может быть, начнем жить? Рембо написал, что настоящей жизни нет: мы живем не в том мире.
— Не знаю. Очень красиво, прекрасно — но не знаю.
— Не все сразу, Вова. Ребенок, выйдя на волю из утробы матери, первые недели все видит перевернутым. Потому что там он сидел кверху ножками.
Александра была права: опыт предыдущей жизни, то, к чему привык, чему научили, — заполнял сознание.
У него был период замечательной способности, утерянной позднее, жить в потоке чувств, образов, имеющих цвет, запах и звуковую окраску, — бесчисленного множества слов, словосочетаний. Пульсирующий океан метафор и рифм наполнял его. Все это бурлило и выливалось изнутри, из самой души.
Напряженные раздумья терзали сердце. Порой, ощущалась настоящая физическая боль. Неприемлемы были для него те, кто решил развлекаться и делать карьеру, — сам он мог лишь искать и мучиться.
Но из детства сохранялась любовь к радости жизни, к веселому общению, смеху, шутке.
16
Райнхард Файге — студент немец — сидел у окна электрички, напротив Володи.
Его голубые, невинные глаза взрослого ребенка смотрели по сторонам с неослабевающим интересом. Жирные щеки не вызывали брезгливого чувства, как это было в начале знакомства. За полгода Райнхард вполне прилично освоил русский язык.