— Я с тобой постою! — шепотом попросила она. Егор с благодарностью сжал ей руку.
А на поле происходило следующее. Старику дали косу, он сделал несколько взмахов, вернул её и отошёл.
И тут весело, напористо грянула песня, и люди начали косить.
— Надя! Надя! Это невероятно!
— Да… Это наш с тобой народ! — Она улыбнулась. — Я теперь много об этом думаю… А ты заметил, как переменилась Катя?
— Да, — признался Сомов.
— И Савва переменился. Савва очень глубокий. Он, конечно, чувствует! Ты меня извини, может, тебе это неприятно?
— Нет. Немного щемит, но это так, как и по всякому прошлому.
Косили неделю, и всю неделю стояла сухая, жаркая погода. Все загорели, выровнялись. Особенно хорошо сенокос подействовал на Надю. Она окрепла и, приезжая на речку, вставала на песок, делая шаг-другой, не боясь упасть. Да и Сомов хорошо поработал. Сделал несколько эпизодов, научился косить и мог косить подолгу. Правда, ныли руки, ломило поясницу, но это была приятная боль.
Через неделю все вернулись в село, и пошла обычная жизнь. С краю села, ближе к Лукерьиному дому, стали возить лес. Это Глухов начал строиться. Все знали о его необыкновенном умении ставить дома.
Подобралась бригада помощников, в основном людей пожилых, размеренных. Судили-рядили, как поставить, где вывести окна, дверь, какой фундамент лучше. Темно-золотые, высушенные брёвна лиственницы звенели от удара. Дом из самого леса может простоять двести, а то и больше лет. С последней машиной леса приехал и Савва. Старый плотник Маслов Иван спросил:
— Какой дом будем ставить?
— Хороший! — улыбнулся Савва. — Как в старину!
— Пятиметровый?
— Да, Иван!
— Ну, давай, с Богом!
И без лишних слов принялись за дело.
— К осени поставят, — говорила Лукерья. — Не дом — корабль!
От стройки шёл запах смолы и табачного дыма. Сомов всё это время много работал. И всё это время Надя была рядом. Она уже многому научилась и незаметно стала настоящей помощницей Сомову. Она понимала, что оказывает реальную помощь Егору, и от этого гордилась собой.
Перед тем как лечь спать, она открывала свой дневник и записывала в него самые сильные впечатления дня. Теперь её записи начинались так: "Сегодня Егор закончил портрет… Мы долго его обсуждали, и я вижу, как он доволен…"
Лукерья и Марья теперь всё чаще собирались вместе, гадали о Егоре.
— А что, будет кажно лето ездить сюда, так и Надя веселее, а про нас и толковать чего!
XXX
С августом пришли ночные заморозки.
Сомову надо было собираться в Москву, но он всё не мог решиться уехать. Но ехать надо было. На осень была назначена его выставка, и то, что он сработал за это лето, ему хотелось показать на ней.
