— Так ведь село! И что ни говори, событие… — Усольцев съёжился и сел на табурет. — Вот вы уедете, а у нас опять одно и то же! Если по правде, так я люблю Екатерину Максимовну!
— Зачем же тогда вы познакомили меня с нею?
— Думал, что как ножом отрежу, а получилось наоборот. И совсем я к вам не в претензии! Какая может быть претензия! Женись бы я на Катерине — вернее жены не сыскать! А вот не вышло!
— А почему же не вышло-то?
— Не обладаю достаточной волей! Когда её сломали во мне? Должно быть, в детстве… Мысль была одна, и мысль каждый день — как выжить? Понимаете? Выживал как мог. Я вот смотрю на своих ребят в школе… — Что-то изменилось в лице Усольцева. Сомов понял, что лицо его побелело, а глаза стали темнее. — Да, — продолжал Усольцев, — и я пытаюсь их жалеть… Щека его дёрнулась, голос изменил ему, и он вдруг бурно, по-детски зарыдал.
— Валентин Сидорович! — испугался Сомов. — Что вы? Ну что вы?!
— Простите. — Усольцев достал большой и нечистый платок, вытер им лицо. — Надо же, никогда не плакал… Надо же, стыд какой!.. — Он долго смотрел себе под ноги, потом спрятал платок, стал собираться.
— Не уходите, — попросил его Сомов, — давайте-ка я портрет ваш напишу?
Он усадил Усольцева против света, вполоборота к окну, достал чистый холст. Усольцев с покрасневшим лицом и глазами старался не моргнуть.
— Валентин Сидорович, ну что вы как лом проглотили? — пошутил Сомов.
— Да? Хорошо! Знаете, а зовите меня Валентином! Так надоело это "Сидорович"!
— С удовольствием, Валентин! — Сомов быстро набросал контуры фигуры и подумал, что несколько портретов, которые он конечно же тут напишет, будут памятью на всю жизнь.
Из огорода зелено отсвечивала сирень, готовая распуститься. Не было ни ветерка…
— А вот и я! — услышал за своей спиной Сомов На-дин голос. Теперь на ней были джинсы и голубая в горошек блузка.
Усольцев, стараясь не поворачивать головы, поздоровался.
— Ой, вы рисуете?
— Рисую. Надь, бери картон, вон там есть проклеенный… Валентин, одну минутку!
— Хорошо, хорошо! Сколько угодно!
Сомов разобрал свой этюдник, поставил рядом со своим мольбертом и предложил Наде порисовать.
— Учитесь, Надя! — бурно обрадовался Усольцев. — Учитесь и будете у нас в школе учить детей! Как я сразу не догадался, что вам в школе надо работать! — Лицо Усольцева пылало вдохновением. — Дети, они вас обожать станут!
— Почему это? — недоверчиво спросила Надя.
— А потому, что дети любят красивых!
— Вы просто комплиментщик, Усольцев! Вам бы в театре галантных кавалеров играть!
