— А я очень рада, что вы приехали. Мне в последнее время очень тоскливо. Расскажите что-нибудь. А то я всё читаю или радио слушаю. Когда была зима, очень было тоскливо. Только печка выручала. Я люблю смотреть на огонь. А вы что любите?
Сомов отвернулся от Наденьки и пошёл к окну. "А в неё можно влюбиться", — подумал он.
— Что? — ещё раз переспросила Надя.
— Я люблю просто жить, дышать, есть, рисовать. Пожалуй, больше всего люблю своё дело. Раньше бы я сказал это сразу.
— А почему сейчас нет?
— Что-то изменилось во мне. Наверное, я стал менее счастливым и более удачливым.
— А почему вы разошлись с женой? Она перестала вас понимать?
— В жизни так получается… Вдруг я начал чувствовать, что мне лучше, когда её нет. Когда мы разошлись, мне стало спокойнее. И вот прожили, кажется, немало, а ничего не осталось в памяти. Почему-то помню запах духов и много разной одежды. Как в театральной костюмерной.
— А вы садитесь, садитесь! — вдруг жарко, почти испуганно сказала Надя.
Сомов сел. Теперь он сидел спиной к свету и очень хорошо видел её лицо. Тёмные волосы чуть завивались на концах и у висков. Сзади они были связаны одним пучком. Лоб — высокий, чистый, словно натянутая бумага. Всякое чувство, возникающее в ней, тут же отражалось на её лице.
— На вас можно смотреть не отрываясь! — вырвалось у Сомова.
Наденька вскинула на него свои огромные синие глаза и улыбнулась.
— Вы сейчас сказали так, как мне Пётр Сергеевич говорит. У нас врач молодой, Пётр Сергеевич, так он меня навещает. Он только недавно закончил институт и играет на баяне.
— Мне о нём Усольцев говорил, — вспомнил Сомов.
— Так у вас уже был Усольцев? Валентин Сидорович очень хороший, но, по-моему, неумный. Да, не умный, но хороший… Он тоже бывает у меня. Только редко. И вообще, кроме Цыпина, у меня редко кто бывает. Даже папа с мамой редко. Им некогда. У мамы больное сердце… Когда случилось со мной… Знаете, как это случилось? Нет?
Сомов покачал головой.
— Очень неожиданно, и я ничего не поняла. Я бежала из школы. Наш дом почти рядом со школой, надо только дорогу перебежать. И я всегда перебегала и привыкла… Я заметила его, то есть её, машину, совсем рядом. Такой синий самосвал. И всё. Пришла в себя в больнице. Ничего не почувствовала… Я долго лежала. Ваша бабушка сшила мне матрасик и набила его просом. Вы знаете, от проса пролежней не бывает. Я до сих пор сплю на просе. — Она вдруг смутилась. — Простите, Бог знает что говорю…
