Откуда-то издалека меня позвал Тони.
Небольшой кусочек матраса был свободен от коробок. (Где же тут спать?) Я сел и набрал полную грудь грязного, пропитанного запахом бумаги воздуха. Сколько здесь рисунков? И как будет выглядеть все полотно, составленное из кусочков? Я представил себе бесконечное лоскутное одеяло. Не может быть, чтобы они все соединялись. У кого хватит на такое терпения и душевных сил? Если Тони прав, перед нами было величайшее (по размеру) художественное произведение. И все это сделал один человек. Самая большая картина в мире.
Гений, сумасшедший, великолепный художник, от работ которого взрывается мозг и перехватывает дыхание.
Тони протиснулся между двух коробок и встал рядом. Мы оба хрипло дышали.
— И сколько человек об этом знают? — спросил я.
— Ты. Я. Комендант. Может, еще кое-кто в компании, но они просто сообщения передавали. А видели все это только несколько человек.
— И слава богу. Незачем это видеть.
Он кивнул.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— А что ты спрашивал?
— Как тебе это?
Художника звали Виктор Крейк.
РОЗАРИО КВИНТАНА, квартира С-1154:
— Я его редко видела. Он выходил пару раз в день, а я днем работаю, так что мы пересекались, только когда я болела или домой забегала за чем-нибудь, ну, там, сына забрать, когда отец его слишком рано привозил. Я медсестра. Пару раз сталкивались с ним в подъезде. Он рано уходил. Да, знаете, я его после шести вечера ни разу не видела, он, наверное, по ночам работал. Может, он таксистом был?
КЕННИ, СЫН РОЗАРИО, 7 лет:
— Он чудной.
— Почему чудной?
— Волосы чудные.
— А какого цвета?
— Черные. (Трет нос.) И белые.
— Седые?
— Ага. Но не все.
— Длинные или короткие?
— Ага…
— Так длинные или короткие? Длинные? (Кивает.)
— Или короткие? (Трет нос.)
— И длинные, и короткие?
(Кивает и показывает руками торчащие во все стороны пряди.)
— Типа такие.
— Как будто он пальцы в розетку сунул?
Не понимает.
ДЖЕЙСОН ЧАРЛЬЗ, квартира С-1158:
— Он сам с собой говорил. С утра до вечера, как будто там целая шобла.
— А откуда вы знаете, что он был один?
— Знаю, на. Он вообще от всех шарахался. Упырь, на.
— То есть вы с ним не общались?
— Я что, упал? О чем с ним говорить-то?
— А о чем он сам с собой говорил?
— Ну, это… У него, короче, разные голоса были.
— Разные — это как?
— Ну разные, на.
— Разные диалекты?
— То пищит: пи-пи-пи. А то как из бочки: бу-бу-бу. Ну и подряд: пи-пи-пи-бу-бу-бу.
— То есть слов нельзя было разобрать?
— Нет. Но слышно же, когда у чувака башню сносит.
