— Ты не забыла?.. — свистящим шепотом спросил Дерек. Сейчас уже больше не могло быть равнодушного наблюдателя, способного вспомнить о миссис Шенди и ухмыльнуться при этом.
— Нет, нет!
Она приняла таблетки, все было в порядке.
И только тогда, когда было уже поздно, она вспомнила, что таблетки были болеутоляющими, а не противозачаточными. Привычка иногда подводит. Но теперь уже ничего не поделаешь, да и все равно.
— Продолжайте работать над этой темой, — проговорил Тристрам, непривычно хмурясь. — Почитайте дальше сами.
Седьмой четвертый класс широко открыл глаза и рты.
— Я иду домой, — объявил Тристрам. — На сегодня с меня достаточно. Завтра будет контрольная, материал в ваших учебниках, со страницы двести шестьдесят семь по страницу двести семьдесят четыре включительно. Тема — «Хронический страх ядерной войны и пришествие Вечного Мира». Данлоп! — резко оборвал себя Тристрам, — Данлоп!
Лицо у мальчика было словно резиновое, но в эпоху тотальной национализации его фамилия ничего не говорила окружающим.
— Ковыряться в носу — очень некрасивая привычка, Данлоп, — укоризненно проговорил Тристрам.
Класс захихикал.
— Продолжайте изучать эту тему, — повторил Тристрам у двери, — и желаю вам хорошо провести день. Вернее, уже вечер, — поправился он, глядя на розовеющее небо над морем. Как ни странно, но английский язык не выработал словесной формулы прощания, подходящей для этого времени дня. Что-то вроде Интерфазы. День пелагианский, ночь августинская…
Тристрам решительно вышел из класса, прошагал по коридору к лифту, быстро спустился вниз и покинул огромное здание школы.
Никто не препятствовал его уходу. Учителя никогда не покидали классов до звонка, следовательно, Тристрам, некоим мистическим образом, еще находился на работе.
Медленно, как ледокол, он пробился сквозь толчею на Эп— роуд, где людские потоки текли одновременно в различных направлениях, и повернул налево, на Даллас-стрит. Там, перед поворотом на Макгиббон-авеню, Тристрам увидел то, что, вроде бы без всякой причины, заставило его похолодеть.
На дороге, мешая несильному движению, в положении «вольно» стояла рота полицейских в серой форме — три взвода во главе с взводными командирами. За ротой наблюдала толпа зевак, державшихся на приличном расстоянии. Многие из полицейских глупо улыбались, переминаясь с ноги на ногу. «Новобранцы, последний призыв», — догадался Тристрам. Тем не менее каждый из них уже был вооружен коротким, тускло поблескивавшим карабином. Брюки полицейских суживались на щиколотках у черных эластичных резинок, стягивавших верхнюю часть ботинок на толстой подошве; странно архаичными выглядели приталенные кителя, воротнички рубашек с поблескивавшими на них латунными запонками и черные форменные галстуки. Головы полицейских были увенчаны серыми фуражками, а высоко надо лбами сияли кокарды.
