Лицо госпожи профессорши залила густая краска, глаза наполнились слезами.
— Зачем ты меня мучаешь? Мне и так тяжело…
Оба сразу обернулись к окну. К дому подходил небольшого роста мужчина, с бородкой клинышком, в роговых очках, с портфелем под мышкой. Значит, уже ровно девять.
Госпожа профессорша приоткрыла дверь, и из приемной донесся разговор посетителя с Евой.
— Господин профессор не спрашивал меня?
— Нет, господин нотариус, господин профессор никого не спрашивал.
— Ага. Тогда я подожду. Что там, наверху, нет свободной комнаты?
— Госпожа профессорша велела подождать тут.
— Хорошо, спасибо. Я попрошу только стакан холодной воды.
Когда госпожа профессорша приоткрыла еще одну дверь и холодно кивнула нотариусу, он уже сидел на своем обычном месте у окна и отыскивал загнутую страницу в романе Зудермана[1] «Песнь песней».
Господин Бухбиндер бросил недокуренную сигарету на крышку коробочки и собрался уходить. Голос его опять звучал в полную силу:
— Прошу прощения, сударыня, мне пора. Выражаю глубочайшее сочувствие вашему горю. Будем надеяться, что с божьей помощью все еще обернется к лучшему.
— Благодарю, господин Бухбиндер, это моя единственная надежда…
Господин Бухбиндер поцеловал ей руку и ушел, не сказав больше ни слова. Вежливо поклонился нотариусу, и вот уже его белые туфли на каучуковых подошвах зашуршали по мосткам, ведущим к воротам.
Госпожа профессорша с полными слез глазами и высоко вздымающейся грудью смотрела ему вслед. В воротах господин Бухбиндер посторонился и приподнял шляпу. Кто-то подходил к дому. Конечно, это опять господин Линде.
Госпожа профессорша закусила губу и проглотила подступившие к горлу слезы.
Но пастор Линде задержался еще немного. Он встретил своего коллегу, пастора Петермана из прихода церкви Спасителя.
Петерман направлялся к своему семейству на взморье. В руках он нес множество свертков, и даже к пуговице сюртука был прикреплен шнурочком яркий воздушный баллон в виде колбасы. Встретив коллегу у дверей пассажа, Петерман поднял голову и посмотрел на вывеску «Братья Фегельсон». Ночью он хорошо выспался и с утра был в отличном настроении.
— Стучитесь во врата Израиля, коллега?
— В широкие!
И оба от души рассмеялись над удачной остротой. Пастор Линде тоже был в хорошем расположении духа. Чудесная погода, зелень вяза над головой, только что политая мостовая, женщины в летних платьях — все способствовало приятному, слегка сентиментальному настроению. Но вдруг, что-то вспомнив, пастор оборвал смех, лишь в глазах его искрилась улыбка.
