Следом наткнулись они на брошенную отару — овцы были почти все битые, шерсть свалялась на них бурыми колтунами, раны от собачьих зубов на ляжках сочились бурой мякотью. У бывших пастушков заныло в груди от такого зрелища и они стали резать овец, не от голода — из жалости. Со злыми слезами хватали мальчики овец и быстро открывали им кровь на горле и на груди.
— Я думал, ваш народ плачет пылью, — произнес Салм, отворачиваясь от резни.
Шак читал по следам: «Здесь столкнулись конные! А тут кровь лошадиная… А тут — человечья».
«Кто же это натворил? Хунну?» — спросил Ашпокай.
«Нет… Свои. Это пастухи дерутся, — отозвался Салм глухо. — Сюда пришло много беглого люда, на всех места не хватит».
«Плохо. Совсем плохо» — прошептал Ашпокай.
Было такое прежде — в голодные годы нападал один род на другой, отбивал овец и лошадей. Но теперь не самый голод воздвигал людей друг на друга, но страх перед ним, страх перед бедностью и теснотой. Горским нужно было отпугнуть пришлых, им не нужен был их скот — овец попросту били и бросали гнить на видных местах, чтобы другим неповадно стало.
«В этом виновен Модэ, — подал голос Соша. — Во всех горестях народа моего виновен Модэ».
«Сами вы виноваты, — произнес Салм. — Сами вы убили коня своего, сами вы оскопили быка своего. А Модэ — шакал, что прибежал на запах крови и рыскает поблизости. Шакал — и только».
****
У ватажников кончалась солонина, когда они взошли на первый перевал. Здесь им наконец встретился разъезд. О приближении его молодые волки узнали по конским следам. Скоро на дальнем отроге показались три тревожные тени. Они долго стояли неподвижные в холодном воздухе, и разглядывали чужаков, потом один из них гаркнул «ступайте за мной!» и повернул в сторону. «За ними! — велел Салм — живее, не отставайте».
Сторожевой разъезд был небольшой — десятка два луков. На вершине была у них стоянка, с пятью коновязями, шатром и невысоким земляным срубом. Здесь же лежал и березовый настил для сигнального костра.
Салм говорил много, а еще больше улыбался — доброй лошадиной своей улыбкой. Расспрашивал как живут они здесь, на вершинах, и много ли проходит народу через их перевалы, и какие пути ведут вглубь горной страны. Дозорные поначалу хмурились, бурчали что-то недоверчиво, но улыбка Салма, даже чуточку глуповатая, быстро подкупила их. Они разговорились, стали шутить. Только вожак их все косился на Шака, — уж больно битый, тертый вид был у старого караванщика.
