— Да. Все так, — ответил молодой волк. — Брат мой пропал, и я не знаю, где теперь его кости.
Салм хмуро поглядел на правую руку свою:
— Может быть, я сыщу твоего брата. Он умер и не сгинул от колдовства. Я бы сразу узнал. Да и конь, гляди, беспокоится.
— Как мне тебя называть? — Ашпокай сделал вид, что поправляет ослабшую упряжь, а сам впился взглядом в медное кольцо на пальце Салма. — Как твое настоящее имя? Михре ты его сказал.
Ему показалось на миг, что Салм дрогнул и побледнел.
— Имя… Его я не могу тебе назвать, — произнес бактриец, — и никому больше не назову.
С той поры он говорил с Ашпокаем обмолвками, больше приблизив к себе Атью, который по его словам был «строг, сдержан, и не любил пустых вопросов».
«От чего бежит эта ящерица? — думал Ашпокай — видно она потеряла уже не один хвост».
В стойбище Модэ веселье — на днях был удачный набег. Перед шатром Модэ Караш устроил забаву — начертил на земле большой круг и загнал в него пленных девок-юэчжи. Сам же он, пьяный, в рыжей шубе, накинутой на голое тело, стал ходить вокруг круга, поигрывая конским кнутом. Когда ему казалось, что наступил «нужный» момент, он задорно гикал, подпрыгивал и щелкал по воздуху кнутом. Сухой щелчок, прокатывался по равнине, девки сбивались в ужасе в кучу, а Караш гоготал и пускался на месте в пляс, отчего шуба его распахивалась и хлопала.
Гоготали всадники, хищно улыбался Модэ, одному Чию хуннская забава пришлась не по вкусу.
— Молодой господин! Зачем ты держишь при себе эту скотину? — спросил он, морщась. — Посмотри на него — это же скотина!
— Потому и держу, — не сменив улыбки ответил Модэ, — что за глазами у него нет никаких злых мыслей против меня. А мне такие нужны… которые без мыслей. Посмотри — он предан мне, как сытый пес, он никогда не укусит кормящую руку, он всем доволен и не ждет большей радости.
На это Чию промолчал. Раздался еще один щелчок кнута. Одна из девушек упала на землю, лицом вниз — кнут просвистел прямо у нее над головой. Он был омерзителен, этот немой. Из всего оружия он предпочитал каменный молот. Он и сам был молот — у него было плоское серое лицо, о которое любой гневный взгляд, и любое слово разбивались вдребезги. Не было ни сомнений, ни страхов в этом лице.
— А за твои глаза я не могу заглянуть, старый воробей, — произнес Модэ. — Нет ли там каких дурных мыслей?
— Ты же знаешь мою преданность, молодой господин, — сказал Чию. — Ты знаешь, что я изготовил лучшие яды для князя юэчжи.
