— Помолчи, отец, — снова обрывает его мать.
— Послушайте, мне нужно вам кое-что сказать, — начинает сын медленно, торжественно. — В каждом предложении у вас: сыночек, Юкуминь, Юкуминь, сыночек… Так вот, мне необходимо сказать вам, что я вам больше не «сынок» и не «Юкуминь».
Мать, отец и Марта от неожиданности вздрагивают. Мать и отец почти одновременно восклицают:
— Не сын? — жалобно говорит мать.
— А кто же ты? — спрашивает отец.
— Нет, я вам не сын! — обиженным тоном отвечает он. — Юкум — что это за имя! Брумелис — что это за фамилия![2] В этих словах нет никакой гармонии, нет поэзии, нет красоты! — Он вскакивает и тут же опрокидывает трость. — Имя человека — это символ его бессмертного бытия. Юкум Брумелис! Как может примитивное, мужицкое, банальное имя отражать мою окунувшуюся в тайны вечности душу! Мою крылатую, белоснежную, жаждущую душу! Мою потонувшую в хаосе, растерзанную ужасами, воскресшую в ночь ликования душу!.. Вы там, которые по законам физиологии считаетесь моим отцом и моей матерью, не называйте меня больше своим сыном! Я вам больше не сын. Я больше не Юкум Брумелис!
Застыв от удивления, с раскрытым ртом, отец и мать взирают на сына, как на чудо заморское. А он стоит, прислонившись спиной к столу, с выпяченной грудью, вытянутыми руками. Потом старики поворачиваются друг к другу.
Марта в испуге пятится к двери и ощупью, не поворачиваясь, пытается ее открыть.
— Меня зовут… — продолжает сын уже с меньшим воодушевлением и пафосом, но с еще большим достоинством и гордостью. — Разве вы действительно еще не знаете моего псевдонима?
Отец и мать снова смотрят друг на друга.
Сын пренебрежительно машет рукой.
— Где им понять высоты культуры, им — стоящим на низшей ступени развития! Но ты, Марта? Ты же еще в том возрасте, когда возможна некоторая ориентация в вечном царстве поэзии. Ты могла бы проявить интерес к лучшему сыну народа, к его поэтической судьбе, полной синих кошмаров… Марта?
— Да?
— Как меня зовут?
— Я, Юкум, не знаю…
Величественно, как сам Аполлон, он поворачивается, берет со стола открытку, протягивает ее Марте.
— Возьми и прочти.
Марта берет открытку, но опускает руки.
— Я, Юкум, не могу разобрать…
Тогда он берет открытку кончиками пальцев и, держа ее на большом расстоянии от глаз, делает ударение на каждом слоге, читает, словно решая вопрос жизни и смерти:
— Ялмар Серенгард.
— Ялмар Серенгард… — словно эхо, вторит Марта, не переводя дыхания.
Ялмар Серенгард поворачивается к старикам, которые стоят не шевелясь, все больше цепенея от удивления.
