Возвращаюсь я с баночкой коктейля для нее и бутылкой портвейна для себя.
Садимся на лавочку в парке. Я смотрю на гуляющих людей, на парочки, точно так же сидящие на скамейках, на жирных голубей с перебитыми лапами; на низкое небо и оранжевое солнце — оно плюется удивительным светом, похожим, скорее, на жидкость. Меня знобит.
По переименованным улицам,
По убитому детству далёкому,
Мимо псов со страшными рожами
Улыбаются мне прохожие.
Ночью звёзды на небе светятся,
Ночью психи луною маются,
Провода и столбы шевелятся,
Даже стены, и те кусаются.
— Странно, — говорит Настенька. — Столько раз сидела здесь с подругами, а с тобой все кажется совсем другим. Как будто…
— Посадили новый парк?
— Ага. Или нет — парк тот же. Только через много лет, а все, кто здесь ходит — призраки. Бр-р…
— А у меня вообще постоянно такое ощущение, — говорю я и делаю хо-ороший глоток портвейна.
— И тебе не страшно?
— Нет. Мне нравится быть призраком. Нравится смотреть на мир с другой стороны. Единственное, чего я боюсь, это стать такими, как они, — я киваю на ближайшую компанию. — Живут, руководствуясь парочкой древних инстинктов и чувством подражания, которое вытесняет всю индивидуальность. Стадное чувство заменило мораль. Мне страшно стать таким же и навсегда завязнуть в этом болоте.
Настенька хмурится.
— Но если не завязнуть в этом болоте, не сможешь жить, — говорит она. — Человек — социальное существо, он обязан как-то подстраиваться под общество. Иначе тебя сожрет одиночество.
— Это точно. Мне ужасно одиноко, но по-другому я не могу.
— У тебя же есть Галилей.
— Галилей? Это я есть у него. Как прикольный знакомый, как интересный собеседник. Да, чёрт возьми, он вполне может вытащить меня из горящей избы, но ему до фени мои моральные протесты.
Настенька берет меня за руку:
— А кроме Галилея?
— А кроме Галилея — никого.
— По-моему, ты обжегся на своей любви, — говорит Настя. — Они боятся тебе сказать, только глупо извиняются, но здесь нужно резать по-живому, чтобы не потерять правду.
— И в чем правда?
— Она не любила тебя, ты знаешь. Теперь тебе кажется, что все твои чувства к кому-нибудь могут быть преданы. Это заколдованный круг: пока ты снова не научишься верить в людей, они не будут верить тебе. Полюби людей вокруг, и ты увидишь, как все изменится.
— А за что? Я и себя-то не люблю.
«Понимаешь, я не люблю самого себя. Поэтому я могу полюбить только того человека, который не любит себя. Но поскольку этот человек будет похож на меня, а я себя не люблю, получается, что я буду любить его весьма странной любовью».
