Командир третьей роты капитан Паркин Максим Михайлович сидел за своим столом в каптерке, громко именуемой штабом роты, и курил.
– Вкусно кушать любим? – спросил он, ни к кому из двоих прибывших солдат не обращаясь и продолжая листать Лехин военный билет.
Вояки молчали. Фрол не на шутку перепугался, когда речь зашла о дисбате. Истории, что приходили оттуда, были одна другой ужаснее. Могут и посадить за взлом гаража и воровство.
Простаков, кажется, тоже понял – пронесло и в прямом, и в переносном смысле. Всю жизнь так не бывает, и магия знакомства с генералом рано или поздно закончится.
Докурив, Максим Михайлович поднялся, потянулся, улыбнулся, пнул ногой назад ободранный стул на колесиках:
– Пошли, засери.
Протопали по коридору, подошли к крайней двери.
Ничего нового они не увидели. Те же койки, те же одеяла, те же табуретки и тумбочки.
«Везде одно и то же», – сделал верный вывод Фрол, входя в кубрик.
– Агапов! – позвал капитан.
– А, я, товарищ капитан, – кто-то хрипел из дальнего угла.
– Ну-ка выйди к свету, а то не видно ничего. Дело есть.
Показался высокий, всего на полголовы ниже Простакова, старший сержант с картофелеобразным носом и толстыми губами.
Леху поразил запах дорогого одеколона и внешний вид военнослужащего. Раньше он таких аккуратных солдат не видел. Даже прапорщик Поколеновяма – и тот не выглядел так опрятно в день принятия присяги, как сейчас этот старший сержант.
Капитан и сержант поздоровались!
Колени у Фрола подогнулись. После учебки это казалось чем-то ненормальным.
Валетова поразил взгляд сержанта. Он смотрел на обоих, как на куски мяса. Ладно на него, на маленького, так и на Леху глядел точно так же.
– Определи им место, – распорядился капитан, – и устрой этим рядовым поганцам праздник имени «химической тревоги».
– Серьезный или не очень?
– Абсолютно качественный, – неожиданно офицер встал по стойке «смирно». Соответственно, солдаты тоже вытянулись. – Рядовой Простаков, рядовой Валетов, неподчинение приказам сержанта Агапова будет означать для вас немедленный арест с последующим судом в военном трибунале и переправку года на три в дисциплинарный батальон, искупать вину.
Офицер ушел. Леха тут же приземлился на крайний табурет.
– Вставай, быдло! Ты теперь моя собственность! – заорали толстые губы.
Простаков медленно поднялся. Фрол вцепился в него.
– Леха! – кричал Валетов. – Стой, иначе нас посадят, Леха! Три года, ты подумай, три года в военной тюряге!
Агапов скалился, наблюдая за здоровым.
