1.2.08. 6–25
Вот и февраль... На зарядку сегодня таки пришлось выйти – "мусора" ходили по всем баракам, и было ясно, что не минуют и нас. Увы, бороться с ними тут в одиночку невозможно с достаточной эффективностью. Их надо убивать, и тем держать ещё живых в страхе быть тоже убитыми, – но тут вместо этого перед ними заискивают, их боятся, с ними сюсюкают, когда они заходят в барак...
А суд по УДО, оказывается, будет 7–го февраля. Причём сообщили об этом моему адвокату (из самого суда, видимо), а мне тут пока ещё никто ничего не сообщал. Что ж, события моей жизни опять двинулись вперёд после полугода застоя... А дневальный "комнат длительных свиданий" Сергей, оказывается, после того, как меня вчера утром вывели, подошёл к моей матери и сказал:
– Ну что, Вы к нам больше не приедете, да?
– Почему это? – спросила она.
– Ну, вашего–то, говорят, освобождают...
Вот такие циркулируют здесь слухи, – но чем больше все (адвокат, мать, этот Сергей) говорят об этом, – тем меньше мне верится... Не стоит давать расцвести в душе цветам радужных надежд, зная, что потом их всё равно побьёт морозом жестокой действительности... Сидеть и сидеть ещё, – может быть, до самого "звонка", до 2011 г., и выбраться раньше нет никакой надежды.
Е. С. начинает с сегодняшнего дня голодовку за Алексаняна, – бывшего вице–президента "ЮКОСа", умирающего сейчас в "Матросской Тишине" и одновременно под судом. Понятно, конечно, – дело святое, спасать человека необходимо. Но при этом в душе – и так тоска, а тут ещё больше, так как, боюсь, теперь, случись у меня тут что–то важное и срочное, ей может быть уже не до меня...
2.2.08. 16–23
Как же вы все мне осточертели, суки! Так хорошо было на этом новом месте, где с нового года я сплю, – так нет, переложили рядом, на верх соседней шконки, этого мудака, шныря блатных, "прислугу за все", по терминологии Ильфа и Петрова. Он – главное, видимо, лицо в процессе производства "бражки", которым вся эта сволочь тут теперь занимается. И вот к нему постоянно ходят жаждущие алкоголя подонки – из блатных и не только. Это дерьмо в клетчатом бауле (канистра или большие бутыли) стоит под его шконкой, а с пришедшими активно обсуждается технология "производства". Да и сам он – наглый уголовник, очень типичный, в духе моего прежнего соседа по старому проходняку, и так же абсолютно беззастенчиво, будто так и надо, плюхается ко мне на шконку даже ночью, когда я уже лёг спать. Поистине, это целый тип, определённый стандарт человека (?) – наглый, бесцеремонный уголовник, уверенный, что всё в жизни для него только и существует, что все прочие специально для того и рождены, чтобы он мог жить за их счёт. И пусть некоторые правозащитники из левых, из комми или НБП–шников продолжают повторять старые советские байки о "социальных корнях преступлений", о том, что, мол, это они от голода и безработицы якобы "вынуждены" идти воровать, – у них на рожах написано, что и при наличии любой, самой высокооплачиваемой работы, они всё равно будут не работать, а воровать, – такова уж их природа. Так в них это заложено генетически, от многих поколений предков. И многие из них даже и не скрывают этого (что всё равно будут воровать, ибо так устроены) в откровенных разговорах.
