Про фамилию они и в самом деле не спросили – спросили, где работаю. Ответ их явно устроил, и они тут же стали объяснять, что через месяц едут в Прагу на чемпионат мира по какому-то рогейну, и я тоже еду с ними. Как журналист.
– А вы что, всех туда приглашаете? – только и смогла выдавить я.
– Ну да, кого здесь встретим. Тут чужих-то ведь нет, одни наши люди. А пресса нам сильно нужна.
Оказалось, не сумасшедшие – энтузиасты, каких раньше водилось пачками. И рогейн этот на самом деле существует, являя собой спортивное ориентирование на местности, но обязательно днем и ночью – в течение суток – и на очень больших расстояниях. И существует давно, лет сорок.
– Тогда не в Чехии лучше бегать, а в России, – подумала я вслух.
Они закивали и кинулись объяснять, что в этом и состоит их стратегическая цель, и я просто обязана им помочь.
И действительно, я поехала. Визу дали в три дня, меня включили в группу и даже в протокол соревнований – пришлось бегать наравне со всеми. Но это было позже. А тогда, после долгих праздников, я вернулась в город и в первый же рабочий день в девять утра обнаружила в своем кабинете Алешу, который, по-моему, даже не поздоровался и сразу спросил:
– Ты выйдешь за меня замуж?
Эффект от вопроса получился неслабый. Будто я вся с головы до пят всё это время, пока мы не виделись, была под анестезией, и вот срок ее действия закончился, и я постепенно и медленно возвращаюсь к себе той, прежней, и словно бы одеревенелые в результате заморозки чувства начинают оживать. Странное ощущение: только что тело со всеми его мышцами, органами и клетками ничего не чувствовало – и вдруг начало чувствовать. Не думало, не осознавало – и начало осознавать.
Сломалась я быстро. В Чехию ехать тут же расхотелось. Я еще понимаю – гулять по Праге, но тащиться за тридевять земель, чтобы просто побегать по лесу! Главное – маятник отношений наконец-то качнулся в нужную сторону, а мне уезжать, да еще до того все вечера плюс все выходные тренироваться, чтобы не потеряться в этих чешских лесах. Там, говорят, близко граница с Германией, уйдешь – потом ищи-свищи.
Взяла себя в руки, поехала. И так мне было грустно и тревожно, что хотелось только одного – чтобы поезд поскорее отошел, и времени для маневра уже не было. И выбора – тоже. Алеша, провожая, всё улыбался и хихикал, что я – ведьма и еду ни на какой не на рогейн, а на ведьмин шабаш, а вернусь – буду чешская ведьма, ведь известно, что у них это норма.
