Столик "Фишера" и "Решевского" приглянулся им больше других. Наверное, потому что он стоял ближе к каморке и был меньше, чем другие столики освещен неверным светом парковых фонарей.
Серёжа подталкивал Женю к столику, она слегка упиралась, но, так, совсем немного. Серёжа целовал девушку и, обняв её чуть пониже талии, помогал ей сесть на столик.
Знали бы "Фишер" с лысым, как удобен их столик для жарких объятий девятиклассников, которым, увы, было просто негде больше пристроиться!
Страсть и желание распирали Серёжу.
Он жадно обнимал Женю, ловил своими губами её нежные губы, дерзким коленом раздвигал девичьи ноги, притягивал к себе вожделенную добычу и начинался их матч: волнительный дебют, сладостный гамбит, динамичный миттельшпиль, острый цейтнот, непостижимый цугцванг, коварный шах, изощренная жертва фигуры, прорыв пешки в ферзи, патовая ситуация, неожиданная рокировка, — всё это было в их страстной любовной возне.
Не было только одного. Не было победителя. Партия завершалась вничью.
Нет, и ничьей это нельзя было назвать. Эндшпиль оставался за Женей. А Серёжа оставался с носом.
Одурманенный жаркими, страстными объятиями, Серёжа устало шёл домой, и ему в голову лезли самые нелепые вопросы.
"Почему защита сицилианская, а мафия — сицилийская?" "Почему девушки носят юбки, а парни ходят в брюках?" "Почему у женщин лунный цикл совпадает с месячными?" "Почему парням хочется, и они этого не таят? "Почему девочкам тоже хочется, но они молчат об этом?"
И самый главный вопрос!
"Почему она мне не даёт?"
Ведь их ласки были такими бурными, что Серёжа боялся, не услышит ли их кто-нибудь. Женя приглушённо вскрикивала, когда его бессовестные пальцы достигали интимнейших мест девичьего тела. Она вздрагивала, отталкивала его ладони, но всё это скорее походило на некий ритуал.
Ведь она позволяла ему такие ласки, что и сказать-то, какие части девичьего тела он трогал, без того чтобы не покраснеть, было невозможно, так вот, сначала она уступала ему, но чем ближе был вожделенный триумф, тем сильнее оказывалось сопротивление.
— Ой! Серёжа, что ты делаешь! Я, ведь, не железная!
От этого её вопля Серёжу обдавало жаром.
Она не железная? А он, Серёжа, что — железный?
Он приходил домой, отец уже спал, мать досматривала какой-то бесконечный телевизионный сериал. Она слегка бурчала на Серёжу, что-то, как всегда, про уроки, про помощь по хозяйству. Потом был легкий ужин, мать сидела напротив, а Сережа подшучивал над ней, спрашивал, какую серию фильма она сегодня посмотрела, сто восьмую, или сто тридцатую и какая из уже увиденных ей больше всего понравилась — сороковая или двадцатая. Мать улыбалась.
