В покосившемся заборе, облепленном паутиной и сочащемся коричневой трухой, был лаз. Большой коричневый пес с черными подпалинами, с репьями в хвосте, бегал по участкам и соорудил для Киры основательный подкоп, замаскированный кустами сирени. Соседний участок выглядел заброшенным. Конопля и лебеда доходили до пояса, огромные лопухи вольготно раскинули прохладные листья, дом выглядел нежилым. Рядом находилось еще какое-то строеньице, дверь нараспашку. Прямо из пола торчит дверная ручка. Тяжелая крышка, добротно обшитая листовым железом, явно прикрывала вход в погреб!
Девушка с трудом подняла крышку. Вниз, в полный мрак уходила деревянная лестница, и Кира поставила ногу на первую ступеньку, от всей души надеясь, что она не сгнила. Если сломается, то Киру никто тут не найдет. Или найдут очень не скоро.
Но лестница выдержала. С трудом Кира надвинула крышку. В погребе оказалось не так уж и холодно – даже приятно после знойного дня. Будет сидеть тут, пока не станет невмоготу. Тогда она осторожно выберется и пойдет… куда-нибудь.
Кира задремала.
Во сне она шла по черному песку пустыни. Почему песок черный? Он ведь должен быть белым. Ах да, в пустыне ночь. Ночью песок всегда становится черным. Но как она тут оказалась? Убежала от мамы. Они шли вместе с мамой, и Кире было спокойно. Мама могла заставить всю эту пустыню зацвести. У мамы в руках волшебная сила. Она ведает тайны растений, она говорит с деревьями… Но Кира презрела мамины сокровища. Оазис обманул ее, обернулся миражом, и сама Кира теперь – не более чем мираж.
Но что это там, впереди? Пески обрываются вниз, провал ведет в подземные чертоги. Кира не побоится спуститься туда, лишь бы не видеть черных песков, не идти по ним, волоча ноги. Тем более, что из провала тянет знакомым запахом – уютного, обихоженного дома. И там ждет ее любимый…
Она не знала, спала ли, и долго ли это продолжалось. Из зыбкого забытья ее вывели голоса.
– Черт, какой тяжелый… Настоящий бугай.
– Покойники всегда тяжелые.
– Да ну?
– Точно тебе говорю. Мало я их перетаскал?
– А девка легкая.
– Так в ней чего – кожа да кости.
– Куда ее?
– Какая разница. Сюда клади.
– А сгорят? Они ж мокрые…
– Ты че, тупой? Бензинчику плеснем, мигом займется.
– Я не понял: почему мы их в доме не сожгли? И все шито-крыто.
– Потому! У него еще мать осталась. Дом ей на старость пойдет. Надо же и о людях думать! А потом, в доме нам еще пошариться надо. Эта девка, видишь ты, когда от шефа сбежала, прихватила с собой одну интересную штучку…
